Оглавление

Введение. 3

Глава 1. Общая характеристика принципов презумпции невиновности и обеспечения обвиняемому и подозреваемому права на защиту. 5

1.1. Политико-правовая природа принципа «презумпция невиновности». 5

1.2. Презумпция невиновности в уголовном праве. 12

Глава 2. Проблемы обеспечения права на защиту обвиняемому и подозреваемому  20

2.1. Некоторые проблемы обеспечения права на защиту на стадии рассмотрения сообщения о преступлении. 20

2.2. Обеспечение конституционного права подозреваемого на участие защитника в момент задержания. 27

Заключение. 35

Список используемой литературы.. 36

Введение

Тема данной курсовой работы «Принципы презумпции невиновности и обеспечения обвиняемому и подозреваемому права на защиту» имеет актуальное значение, т.к. защита прав и свобод человека является приоритетным направлением деятельности институтов государственной исполнительной власти в современной России.

Понятие «презумпция» имеет в праве априорный характер и представляет собой формальное допущение факта, который считается истинным до тех пор, пока ложность такого допущения не будет бесспорно доказана.

Несмотря на очевидную значимость этой дефиниции не только в уголовном праве и процессе, ретроспектива ее зарождения и практика применения прямо свидетельствуют о наличии политико-правовых коллизий в ее осмыслении и реализации. Общепринято считать, что презумпция не есть убеждение, но лишь теоретическое допущение; в ее основе - психологическая установка, которая не зависит от официальных толкований и имеет субъективный характер. Любая попытка объективации этого принципа сталкивается с проблемой дуализма его правовой природы, что прямо противоречит требованию объективности любого принципа права.

Отсутствие однозначных критериев разграничения правового и неправового в праве, что И. Кант считал фундаментальным противоречием, неизбежно порождает логичное допущение в рамках презумпции - как виновности, так и невиновности лица. Именно поэтому любой предполагаемый и недоказанный факт не может восприниматься как истина.

Объектом исследования выступают общественные отношения, возникающие в процессе обеспечения обвиняемому и подозреваемому права на защиту.

Предметом исследования явились нормы современного права об обеспечении обвиняемому и подозреваемому права на защиту.

В настоящее время вопросы принципов презумпции невиновности и обеспечения обвиняемому и подозреваемому права на защиту вызывают  научный интерес среди исследователей права. Так, обстоятельному освещению данных вопросов посвящены работы Черебедова С.С., Коростелева В.С., Комарова А.С. и др.

Целью курсовой работы является комплексное изучение принципов презумпции невиновности и обеспечения обвиняемому и подозреваемому права на защиту.

Данная цель исследования конкретизируется в ряде взаимосвязанных задач:

-     раскрыть политико-правовую природу принципа «презумпция невиновности»;

-     охарактеризовать презумпцию невиновности в уголовном праве;

-     рассмотреть некоторые проблемы обеспечения права на защиту на стадии рассмотрения сообщения о преступлении;

-     изучить обеспечение конституционного права подозреваемого на участие защитника в момент задержания.

Методологическая основа исследования: общенаучный и фундаментальный метод познания, метод сравнительного правоведения, исторический, системный, функциональный методы, анализ, наблюдение и другие.

Теоретико-нормативная основа курсовой работы: прецеденты, нормативно-правовые акты, выводы и предложения, которые содержатся в социологической, юридической и философской литературе, посвященной вопросам принципов презумпции невиновности и обеспечения обвиняемому и подозреваемому права на защиту.

Структура работы представлена введением, двумя главами, разбитыми на параграфами, заключением и списком используемой литературы.

Глава 1. Общая характеристика принципов презумпции невиновности и обеспечения обвиняемому и подозреваемому права на защиту

1.1. Политико-правовая природа принципа «презумпция невиновности»

Идейный дуализм презумпции невиновности особенно проявляется тогда, когда опасные политические трансформации неустойчивых режимов, как и политически ангажированные правовые решения глобальных политических игроков, разрушают правовые основы презумпции невиновности как в международном, так и в национальном уголовном суде. И хотя все известные презумпции в праве вполне согласуются с юридической практикой и не вызывают сомнений, презумпция невиновности в уголовном процессе представляется весьма неоднозначной[1].

Во-первых, презумпция невиновности исторически формировалась как правовой инструмент консолидированной, классовой защиты знати в Средние века, как правовое выражение официальных статусных привилегий лиц. Несомненно, что любые правопривилегии - убийцы права, а политическая значимость этого эффективного инструмента, по существу, изменилась мало. Следовательно, характер многих властных решений зачастую определяется целесообразностью применения одного из двух вариантов - презумпции вины или невиновности, исходя из субъективного выбора изначальной установки в отношении конкретного лица.

Во-вторых, презумпция невиновности постулируется в качестве принципа права в уголовном процессе, что не допускает двусмысленности, в том числе и с точки зрения принципа объективной истины судебного решения.

В-третьих, следует учитывать значимость политического баланса интересов власти между гражданскими свободами и государственной безопасностью, что неизменно требует выбора между презумпцией невиновности и презумпцией вины.

Исторически именно английский «Хабеас корпус акт» 1679 г. являлся предпосылкой возникновения принципа презумпции невиновности, хотя официальным источником признается Декларация прав человека и гражданина во Франции 1789 г., где закреплялось, что «каждый человек предполагается невиновным, пока его не объявят виновным по суду...», ст. 9.
В теоретических трудах дореволюционных ученых-юристов России идея презумпции невиновности получила широкое признание и поддержку. Так, М.В. Духовский полагал, что «в прежнем судебном процессе подсудимый - бесправный объект исследования. Теперь это, доколь его виновность не доказана, полноправный гражданин страны»[2]. Аналогичными были позиции Л.Е. Владимирова[3], И.Я. Фойницкого[4] и других известных правоведов.

В эпоху диктатуры пролетариата презумпция невиновности определялась революционной целесообразностью, и только Конституция СССР 1977 г. впервые закрепила этот принцип в 160-й статье. Тем не менее в рамках советской научной школы уголовного права и процесса эта проблема признавалась многими весьма дискуссионной и неоднозначной. Так, один из главных адептов этого принципа М.С. Строгович отмечал: «Презумпция невиновности означает требование безусловной истинности утверждения о виновности; обвиняемый может быть признан виновным только при несомненной доказанности его виновности. Именно презумпция невиновности исключает правомерность обвинительного приговора, основанного на соображениях вероятной виновности обвиняемого, кроме безусловной и несомненной достоверности того, что обвиняемый виновен в совершении инкриминируемого ему обвинения»[5]. Он исходил из того правового основания, что нельзя утверждать недоказанное.

К.А. Мокичев - ярый противник этой юридической формулы - писал об этом иначе: «Нелепость этой формулы совершенно очевидна; по ней следует, что прокурор, следователь и лицо, производящее дознание, да и суд, пока приговор не вступил в законную силу, имеют дело с лицом невиновным»[6].

Многие зарубежные правоведы не считали презумпцию вины и невиновности антиподами, но рассматривали их в качестве разных правовых концепций уголовного процесса, что также объясняет сложность их правовой природы. По их версии, эти понятия воплощают разные, но далеко не противоположные идеи. С формальной точки зрения непротивоположность презумпций определяется возможностью отсутствия доказательства вины и невиновности, что не допускает использовать на практике так называемый закон исключенного третьего.

Так, в 1964 г. профессор права Герберт Пэкер (Стэндфордский университет, США) блестяще обосновал разницу правовых моделей указанных презумпций в уголовном процессе. Он отмечал то, что «в любом случае, предположение вины начнет работать задолго до того, как «подозреваемый» становится «ответчиком» и далее: «Презумпция невиновности - это своего рода формальная инструкция для властей о том, как осуществлять правосудие»[7]. Именно по причине строгой процедурной формализации уголовного процесса негативная установка на виновность лица для дознания и следствия изначально преобладает всегда.

Таким образом, государственная власть должна постоянно обеспечивать контроль и надзор за механизмом презумпции невиновности в уголовном судопроизводстве.

Бремя доказывания вины - профессиональная задача следствия, и вряд ли сомнение будет им использовано в пользу обвиняемого. Более того, мотив обвинительной цели зачастую прямо пропорционален силе давления на суд и следствие, что существенно сокращает усилия защиты для обвиняемого. Подобная парадигма всегда усиливает акцент обвинения на обоснование виновности лица и возможность использования дополнительных служебных и административных ресурсов вопреки презумпции невиновности. И лишь когда доказательства вины не будут объективно достаточными для обвинения, презумпцию вины сменяет невиновность, но никак не наоборот. Только доказательство невиновности порождает реальную невиновность, но никак не презумпция априори.

Статус лица, его должность и политический вес - все это субъективно предопределяет отношение к презумпции невиновности как сугубо формальной установке с политической подоплекой. Если оценивающий субъект по статусу выше или равен оцениваемому, то акцент невиновности будет преобладать, а если субъект будет ниже, то более очевидной будет ставка на вину. Важно учесть, что любая форма власти по определению тяготеет к обвинительным вариантам управления с учетом логики администрирования, субординации, необходимости контроля и надзора[8].

Классифицируя существующие взгляды на проблему презумпции невиновности, следует выделить наиболее значимые.

1. Радикальной позиции придерживаются те правоведы, которые считают необходимым отвергнуть презумпцию невиновности на том основании, что без вины конкретного лица по конкретному делу не может быть ни следствия, ни дознания, ни судебного разбирательства.
Подобная позиция в корне противоречит конституционным гарантиям прав личности в уголовном судопроизводстве и обеспечивает фактическую подмену презумпции невиновности презумпцией вины.

2. Другой альтернативный подход акцентирует внимание на том факте, что «до вынесения приговора судом действует презумпция невиновности, снимающая с обвиняемого обязанность доказывать свою невиновность и возлагающая эту ответственность на сторону обвинения».

3. Некоторые ученые полагают, что необходимо отказаться от факта предвзятости в отношении подозреваемого, исходя из того, что в процессе он не презумпируется виновным или невиновным. «Если доказательств вины нет, факт остается под вопросом, но не отвергается, ибо нужны доказательства и для того, чтобы отказаться от гипотетического факта».

4. Сторонники четвертой точки зрения исходят при решении вопроса о значении презумпции невиновности в уголовном судопроизводстве из специфики судебного исследования в отличие от научного процесса познания. Это отличие состоит не в том, что судебное исследование является ненаучным, а в том, что научное исследование может быть завершено познавательным результатом либо безрезультатно. Судебное же исследование никогда не завершается без юридического результата и в той части, в которой обвинение не удалось ни подтвердить, ни опровергнуть[9].

Однако за рамками большинства подходов к осмыслению механизма презумпции невиновности остаются вопросы о ретроспективе идейных основ этого принципа, что непосредственно определяет сложность его правовой природы. Проблема в том, что ретроспектива этого принципа прямо указывает на фактор его политической детерминированности, что не позволяет исключить его из числа привилегированных атрибутов статуса лиц.

Правовая категория - «принцип» никак не может согласовываться с такой категорией, как «презумпция», поскольку этим нарушается ключевое правило о непротиворечивости основ права. В противном случае «разумная целесообразность», обоснованная исторически, легко может превратить презумпцию невиновности в презумпцию вины[10].

Необходимыо исключить категорию «принцип» из действующей правовой конструкции «принцип презумпции невиновности» с возможной заменой на категорию «правило презумпции невиновности» с обязательной детализацией всего механизма на каждой стадии досудебного и судебного разбирательства. Такой подход, на наш взгляд, позволит разграничить функционально требования к суду, прокуратуре и следствию для повышения объективности итоговых судебных решений и ответственности всех участников судебного процесса.

Невиновность как предположение преодолевается лишь доказательством вины со стороны следствия, которое по определению не может доказывать невиновность лица. Именно по причине отсутствия доказательств вины следствие вынужденно признает невиновность, и этим реализуется презумпция, а не принцип. Правоохранительные органы призваны подозревать виновность, а следствие - собирать фактические доказательства вины, что объективно предполагает наличие правового противовеса со стороны защиты, которая руководствуется исключительно поиском оправданий или формы смягчения ответственности.

Только в конкурентном противостоянии следствия и защиты механизм презумпции невиновности может обеспечить полноценное и справедливое судопроизводство[11].

Таким образом, категория «принцип презумпции невиновности» является неточной и выходящей за рамки аксиомы о непротиворечивости принципов права. В свою очередь, «правило презумпции невиновности» и детально расписанный «механизм презумпции невиновности» в полной мере соответствуют идеям защиты прав и свобод граждан, а также требованиям объективной истины судебного разбирательства[12].

Именно поэтому для многих ученых фраза «презумпция невиновности» - не абстрактное автономное понятие, а реальный механизм, привязанный к конкретной цели - предположению, которое может быть обеспечено лишь при его должном применении на всех стадиях следствия и судебного разбирательства. Как условие справедливого судебного разбирательства презумпция невиновности означает, во-первых, что обвинительный акт не признается как доказательство вины, а во-вторых, что обвинение не вправе оказывать какое-либо давление или влияние на суд. Так, не будучи самим доказательством, презумпция невиновности действительно играет важную роль при оценке реальных и подлинных доказательств, но, к сожалению, эта оценка не всегда бывает объективной. Оправдание лица не обязательно означает его невиновность, особенно тогда, когда у следствия сохраняются разумные сомнения и есть основания подозревать вину. Далеко не всегда совокупность доказательств достаточна для обвинительного приговора суда, а следствие сталкивается с весьма квалифицированной защитой и профессионализмом подозреваемого. В этом случае лицо отпускают на свободу за отсутствием доказанности его участия или соучастия в преступлении, даже если субъективные факты свидетельствуют об обратном[13].

Недоказанность юридической вины не порождает осознания фактической невиновности в отношении лица, признанного судом невиновным. Для следователей, которые не сумели собрать юридические доказательства вины фактически виновного лица, он всегда останется под подозрением, что исключает подлинную невиновность и отношение к презумпции невиновности как к принципу. Обвинительный характер дознания и следствия - базовый принцип их работы, и только при отсутствии убедительных доказательств вины они вынуждены признать невиновность.

Это не может не усложнять правильность толкования презумпции невиновности, поскольку время между предположением и доказательством невиновности допускает широкое использование разнообразных средств судебной защиты со стороны подозреваемого лица, его покровителей и адвокатов. Для наказания лица следует преодолеть презумпцию невиновности; а это возможно двумя способами - юридически, на основании доказательства вины и приговора суда, или политически, когда вина предопределена в качестве целеполагания для следствия и суда. Первый способ подразумевает и реальную возможность юридической ошибки следствия и суда, что порождает наказание невиновного, как и во втором случае. Очевидным представляется тот факт, что обоснованное сомнение обеспечивает конкретное содержание презумпции невиновности - с одной стороны, и то, что никто не должен доказывать свою невиновность, - с другой[14].

Таким образом, презумпция невиновности, являясь неоспоримым демократическим правилом справедливого судопроизводства, никак не может соответствовать критериям принципа права и нуждается в формальной детализации на всех стадиях уголовного процесса, при постоянном контроле и надзоре со стороны государства.

1.2. Презумпция невиновности в уголовном праве

Презумпция невиновности - наиболее широко воспринимаемый термин, обозначающий неразрывную триаду, пришедшую на смену формальной теории доказательств и периоду костров инквизиции: «Свобода оценки доказательств - состязательность судопроизводства - презумпция невиновности»[15].

Свобода оценки доказательств означает, что следователь и судья осуществляют не формальный подход к установлению обстоятельств дела, а объективное исследование всех фактов. Они основывают свои выводы на восстановлении полной картины события преступления, которое имело место в прошлом. При этом ни один из видов доказательств не имеет приоритета над другими, не имеет заранее установленной силы. Любая иерархичность, присутствующая в общественных и государственных структурах и отражающаяся на положении в обществе и государстве какого-либо лица, теряет свое значение на момент дачи этим лицом показаний в ходе судопроизводства.

Состязательность судопроизводства означает, что, поскольку для установления обстоятельств на основе свободы оценки доказательств необходимо формирование индивидуальной, а не шаблонной логики доказывания по каждому уголовному делу, должны быть сформулированы аргументы «за» и «против» обвинения. Также важно, чтобы на стороне обвиняемого (т.е. на стороне защиты) в уголовном процессе участвовал защитник. Стороны обвинения и защиты в период судебного разбирательства наделяются равными правами.

Презумпция невиновности означает, что обвиняемый или подозреваемый считается невиновным до тех пор, пока его виновность не доказана в предусмотренном законом порядке. Он не обязан доказывать свою невиновность и давать объяснения и показания по предъявленному обвинению или подозрению, т.е. не обязан отвечать на вопросы, направленные на его обвинение (не обязан свидетельствовать против себя). Это правило распространяется и за пределы официально объявленного подозрения или обвинения: каждый вправе не свидетельствовать против себя. Неустранимые сомнения в виновности лица толкуются в пользу обвиняемого[16].

В современном праве, основанном на свободе оценки доказательств, все улики оцениваются по внутреннему убеждению, доказательства не имеют заранее установленной силы. Каждый вправе не свидетельствовать против себя, но то, что говорит (или о чем умалчивает) подозреваемый или обвиняемый, может быть (т.е. будет, если окажется пригодным к этому) использовано против него.

Формальная теория доказательств содержала смешанные признаки уголовного и уголовно-процессуального права, законы о доказывании структурировались согласно видам преступлений. С одной стороны, доказательственная часть не была совершенной и сводила доказывание к допросу под пыткой в случае наличия некоторых считавшихся уличающими обстоятельств. (Например, обвиняемый в убийстве в то время, когда произошло убийство, был замечен с подозрительным образом окровавленными одеждой или оружием, или же он захватил, продавал, отдавал или имел при себе имущество убитого[17].) С другой - эти обстоятельства в случае с очевидными преступлениями, не требующими допроса под пыткой, составляли подобие объективной стороны преступления, но по правилам объективного вменения включали в свой состав обстоятельства, находящиеся за пределами деяния. Это те обстоятельства, которые мы сегодня называем промежуточными фактами и не включаем в предмет доказывания, необходимый для квалификации деяния[18].

Некоторый след формальной теории виден сегодня не только в уголовно-процессуальном, но и в уголовном праве. П.С. Яни пишет: «Если к моменту задержания лицо еще не получило реальной возможности использовать похищенную им банковскую карту и тем самым обогатить себя или других лиц за счет средств держателя карты и если умысел его был альтернативным (не был конкретизированным), т.е. направленным на совершение либо кражи, либо мошенничества (как получится), то содеянное в силу ч. 2 ст. 49 Конституции РФ, ч. 3 ст. 14 УПК РФ подлежит квалификации по наименее строгой норме, т.е. по ст. 158 УК. Однако поскольку при указанных обстоятельствах содеянное образует лишь приготовление к совершению кражи, то в силу ч. 2 ст. 30 УК ответственность наступит лишь в случае, когда деяние, будь оно окончено, образовывало бы состав преступления, предусмотренного ч. 3 или 4 ст. 158 УК»[19].

Обращение к презумпции невиновности в вопросах уголовного права, как представляется, связано с неполнотой уголовного права и, в частности, той его части, которая восприняла новые реалии цифровой информации. В приведенном примере с банковской картой из действий однозначно не следует умысел, хотя должен следовать согласно ст. 30 УК.

Многие составы преступлений периода формальной теории доказательств содержали такой элемент, как неспособность обвиняемого разумным образом объяснить те или иные события. (Например, если кто-либо будет заподозрен или обвинен в тайном поджоге и при этом является человеком подозрительного поведения, и если будет установлено, что незадолго до поджога он тайно и подозрительным образом держал у себя опасные и возбуждающие подозрения зажигательные средства, коими пользуются для тайных поджогов, то сие составляет доброкачественное доказательство преступления, если только подозреваемый не сможет доказать заслуживающими доверия основательными доводами, что он пользовался или желал воспользоваться подобными средствами для ненаказуемых целей. Либо - если подозреваемый изобличен в том, что он купил или иным путем достал яд, и ежели сей подозреваемый находился во вражде с отравленным, или же мог ожидать от его смерти каких-либо преимуществ или выгод, или если он по каким-либо иным причинам является человеком дурного поведения, так что от него можно ожидать подобного деяния, то сие составляет достаточное доказательство преступления, если он не сможет привести достаточно достоверных доказательств того, что он пользовался или желал воспользоваться сим ядом для иных ненаказуемых целей[20]

Сегодня некоторые составы преступлений могут быть приведены к этому знаменателю.

Так, в результате решения Конституционного Суда РФ и последующего введения законодателем соответствующей нормы в Уголовно-процессуальный кодекс (ч. 8 ст. 448) состав преступления, предусмотренный ст. 305 УК РФ, буквально звучащий как «вынесение заведомо неправосудных приговора, решения или иного судебного акта», сегодня дополнен обстоятельством, подлежащим обязательному установлению, которое заключается в отмене указанного приговора или иного решения судом вышестоящей инстанции.

Как только в предмет доказывания (то есть в круг искомых, иначе говоря, определенных материальным правом фактов) вносится обстоятельство, находящееся за пределами деяния, такой признак субъективной стороны преступления, как «заведомость» автоматически ставится в зависимость от разумного объяснения, связанного с этим дополнительным обстоятельством. В данном случае судье необходимо дать разумные объяснения ошибочности, а не злонамеренности допущенных им нарушений закона, выявленных судом вышестоящей инстанции. При этом не ясен вопрос с дальнейшим обращением сторон в вышестоящие инстанции, могущие принять правовую позицию первоначального решения[21].

Введение такого рода дополнительного обстоятельства, находящегося за пределами деяния, сегодня обсуждается в связи со ст. 20 («Незаконное обогащение») Конвенции ООН против коррупции, принятой Генеральной Ассамблеей ООН 31 октября 2003 г.

Согласно ей «при условии соблюдения своей конституции и основополагающих принципов своей правовой системы каждое Государство-участник рассматривает возможность принятия таких законодательных и других мер, какие могут потребоваться, с тем чтобы признать в качестве уголовно наказуемого деяния, когда оно совершается умышленно, незаконное обогащение, т.е. значительное увеличение активов публичного должностного лица, превышающее его законные доходы, которое оно не может разумным образом обосновать»[22].

В сравнительно-правовом аспекте следует отметить, что грань между уголовным судопроизводством и, скажем, административным не во всех государствах так отчетливо проводится, как в Российской Федерации[23].

Ясно, что неосновательное обогащение имеет значение не изолированно, а в качестве элемента юридического состава, но для России криминализация означает изменения именно в Уголовном кодексе и дополнения по фактическому составу к тем составам, которые уже существуют в УК РФ (а составов для этого дополнения в УК не существует).
Отсутствие разумного объяснения неосновательного обогащения, которое даже по меркам формальной теории доказательств должно было бы быть отнесено к обстоятельствам, имеющим значение лишь в контексте других обстоятельств, сегодня - по правилам свободы оценки доказательств - должно быть отнесено к умолчанию об одном из обстоятельств, имеющих значение для дела о коррупционном преступлении, которое используется против обвиняемого, но не уличает его со всей полнотой. Каждый вправе не свидетельствовать против себя, значит, и факт отсутствия объяснений не может составить состава преступления. Даже обнаружение умысла на совершение преступления, который не был реализован, не составляет преступления.

В таком случае логический акцент переносится на категорию «разумности». О том, что должностное лицо, в отношении которого проводится проверка сведений о коррупционном преступлении, откажется давать объяснения, в практике не может быть и речи. Но если разумных объяснений, исходя из обычного хода событий, подобрать нельзя, то этот факт выходит за пределы объяснений и свидетельствует о том, что разумные объяснения данному обогащению как законному никем не могут быть даны. Категория «разумности объяснений» к тому же опасна своей расплывчатостью (широко оценочное понятие).

Думается, криминализация незаконного обогащения возможна лишь в качестве одного из признаков объективной стороны преступления, в целом объективная сторона может выглядеть следующим образом:

-     неумение дать разумные объяснения незаконному обогащению,

-     выбытие значительных средств из-под контроля должностного лица в результате мошеннических действий третьих лиц,

-     уголовно-правовая преюдиция, согласно которой такое выбытие происходит не впервые и приговор о мошенничестве вступил в законную силу.

Изолированная криминализация незаконного обогащения противоречит Конституции Российской Федерации и закрепленному в ней принципу презумпции невиновности.

Обращение к презумпции невиновности здесь необходимо, если понимать ее не в узком смысле процессуального принципа, а в качестве того культурного кода, который сегодня предостерегает от:

-     объективного вменения (поскольку в принципе презумпции невиновности говорится о доказывании виновности),

-     осуждения и наказания при отсутствии преступного деяния (за обнаружение умысла, поскольку доказывается виновность в совершении деяния),

-     необъективности выяснения обстоятельств дела (поскольку в принципе презумпции невиновности говорится о доказывании),

-     неблагоприятствования защите (поскольку в ст. 14 УПК РФ через понятие бремени доказывания и разумных сомнений определено благоприятствование защите)[24].

Наконец, презумпция невиновности имеет значение собственно презумпции как процессуального принципа, включая толкование неустранимых сомнений в пользу обвиняемого.

Глава 2. Проблемы обеспечения права на защиту обвиняемому и подозреваемому

2.1. Некоторые проблемы обеспечения права на защиту на стадии рассмотрения сообщения о преступлении

Проблемы участия адвоката на первоначальном этапе уголовного процесса на стадии принятия решения о возбуждении уголовного дела или об отказе в нем обусловлены неопределенностью его процессуального статуса, а также процессуального статуса его доверителя.

Так, в соответствии со ст. 49 Уголовно-процессуального кодекса РФ 2001 года (далее - УПК РФ) защитником является лицо, осуществляющее защиту прав и интересов подозреваемых и обвиняемых и оказывающее им юридическую помощь при производстве по уголовному делу. При этом в п. 6 ч. 3 ст. 49 УПК РФ указано, что защитник участвует в деле с момента начала осуществления процессуальных действий, затрагивающих права и свободы лица, в отношении которого проводится проверка сообщения о преступлении в порядке, предусмотренном ст. 144 УПК РФ[25].

Таким образом, исходя из смысла приведенных норм закона и правовых позиций Конституционного Суда РФ, в которых неоднократно подчеркивалось распространение принципа состязательности и равноправия сторон на все стадии уголовного судопроизводства, а также обеспечение конституционного права на квалифицированную юридическую помощь с момента фактического осуществления мероприятий по уголовному преследованию, можно сделать вывод о том, что функция защиты представляет собой направление деятельности по защите прав и законных интересов лица, в отношении которого решается вопрос о привлечении его к уголовной ответственности и о его виновности[26].

Однако, несмотря на формальное распространение действия принципа состязательности на все стадии уголовного процесса, положения, регламентирующие его реализацию на этапе проверки сообщения о преступлении, по нашему мнению, изложены непоследовательно и противоречиво.

В теории уголовного процесса высказывается мнение о возможности участия адвоката-защитника и на более ранних стадиях уголовного судопроизводства. С.Д. Игнатов и К.А. Цигвинцева считают, что уголовно-процессуальное законодательство наделяет адвоката-защитника статусом самостоятельного и независимого советника по юридическим вопросам, в том числе предоставляя ему определенные полномочия на досудебных стадиях производства по уголовному делу[27].

В соответствии с ч. 3 ст. 49 УПК РФ предусмотрены возможности вступления защитника в процесс начиная с возбуждения уголовного дела и фактического осуществления мер процессуального принуждения, иных процессуальных действий, затрагивающих права и свободы лица, подозреваемого в совершении преступления[28]. Так, лицо, в отношении которого проводится проверка, еще до официального признания его подозреваемым пользуется определенными правами и гарантиями, предусмотренными ч. 1.1 ст. 144 УПК РФ, а именно: ему разъясняются права и обязанности, обеспечивается возможность осуществления этих прав в той части, в которой производимые процессуальные действия и принимаемые процессуальные решения затрагивают его интересы, в том числе право не свидетельствовать против самого себя, своего супруга (своей супруги) и других близких родственников, пользоваться услугами адвоката, а также приносить жалобы на действия (бездействие) и решения дознавателя, органа дознания, следователя, руководителя следственного органа.

При этом законодатель не разделил участников проверки на группы в зависимости от их процессуальных интересов и наделил общим правом пользоваться услугами адвоката, а не помощью защитника. На основе анализа правовых норм, определяющих процессуальный статус лица, выполняющего функцию защиты, можно сделать вывод о том, что законодатель в рамках уголовного процесса конкретизировал полномочия адвоката и определил его исключительно в качестве защитника подозреваемого и обвиняемого. Как следует из п. 6 ч. 3 ст. 49 УПК РФ, правом пользоваться помощью защитника может и лицо, в отношении которого проводятся уголовно-процессуальные мероприятия еще до признания указанного лица в предусмотренном законом порядке подозреваемым, обвиняемым.

Таким образом, при осуществлении своей профессиональной деятельности в уголовном процессе адвокат может участвовать как в качестве защитника подозреваемого, обвиняемого, подсудимого, гражданского ответчика, а также лица, в отношении которого проводится проверка, так и представителя потерпевшего, частного обвинителя или гражданского истца. При этом формально не определены полномочия адвоката, оказывающего квалифицированную юридическую помощь «иным участникам проверки» на стадии рассмотрения сообщения о преступлении[29].

Таким образом, отсутствие четкого правового статуса у участников проверки сообщения о преступлении обусловливает постановку вопроса о процессуальной форме участия адвоката в данном мероприятии. Представляется, что с началом уголовно-процессуальных отношений адвокат, отстаивая процессуальные права и интересы своих доверителей, в любом случае реализует защитительные функции, предусмотренные уголовно-процессуальным законодательством. В этом смысле можно согласиться с мнением М.М. Выдри, который указывал, что «защиту следует рассматривать как функцию, призванную ограждать от нарушений не только права обвиняемого (подозреваемого) и того, кто несет за него материальную ответственность, но и потерпевшего, гражданского истца, свидетеля»[30]. Однако стоит отметить, что объекты и средства реализации защиты в каждой стадии уголовного процесса по своему содержанию различны.

С учетом вышесказанного, на наш взгляд, является обоснованным внесение изменений в ч. 1.1 ст. 144 УПК РФ. Предлагаем заменить термин «услуги адвоката» на более корректную формулировку «помощь защитника».
В юридической науке дискуссионным остается вопрос о распространении состязательных начал на досудебные стадии уголовного процесса, в частности, на стадию проверки сообщения о преступлении. Плюрализм взглядов ученых-процессуалистов обусловлен формальным отсутствием сторон на первоначальных стадиях производства по уголовному делу.

Процессуальный статус лица, в отношении которого проводится проверка, законодателем не определен, т.е. с уголовно-процессуальной точки зрения отсутствует «объект защиты», так как защита возможна лишь в отношении подозреваемого, обвиняемого. Как справедливо отмечают Ю.А. Ляхов и Ю.Б. Чупилкин, «в уголовном процессе, как для правоприменителей, так и для лиц, вовлеченных в сферу уголовно-процессуальных отношений, является очень важным точное и четкое определение процессуального положения конкретного участника. И делается это для обеспечения прав и законных интересов участников уголовного судопроизводства»[31]. В этой связи представляется, что если связывать производство доследственных проверочных мероприятий с такими субъектами уголовного процесса, как подозреваемый или обвиняемый, то о распространении состязательности на этап проверки сообщения о совершении преступления не может идти и речи, так как отсутствуют четко сформулированные стороны - «сторона защиты» и «сторона обвинения».

В соответствии с действующим законодательством у подозреваемого уголовно-процессуальная правоспособность возникает с момента возбуждения уголовного дела, задержания, применения меры пресечения до предъявления обвинения, вручения уведомления о подозрении в совершении преступления. Данный перечень является исчерпывающим.

Конституционный Суд РФ в своем Постановлении от 27.06.2000 N 11-П «По делу о проверке конституционности положений части первой статьи 47 и части второй статьи 51 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с жалобой гражданина В.И. Маслова» предпринял попытку расширить дефиниции «подозрение» и «обвинение», толкуя их в широком конституционно-правовом смысле. Этой точки зрения придерживается и целый ряд ученых. Так, например, Е.А. Карякин в своей диссертационной работе, исследуя реализацию состязательности и осуществление функции защиты прав личности в досудебных и судебных стадиях процесса, приходит к выводу о том, что «следователь, орган дознания должны предоставить лицу возможность обратиться за помощью к адвокату с того момента, когда в отношении данного лица предприняты меры, реально ограничивающие свободу, включая свободу передвижения, и личную неприкосновенность - удержание, принудительный привод или доставление в органы дознания и следствия, а также иные действия, существенно ограничивающие свободу и личную неприкосновенность лица»[32].

Так, в соответствии с изменениями, внесенными Федеральным законом от 04.03.2013 N 23-ФЗ «О внесении изменений в статьи 62 и 303 Уголовного кодекса Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации», дознаватель, орган дознания, следователь, руководитель следственного органа вправе получать объяснения, образцы для сравнительного исследования, истребовать документы и предметы, изымать их, назначать судебную экспертизу, принимать участие в ее производстве и получать заключение эксперта в разумный срок, производить осмотр места происшествия, документов, предметов, трупов, освидетельствование, требовать производства документальных проверок, ревизий, исследований документов, предметов, трупов, привлекать к участию в этих действиях специалистов, давать органу дознания обязательное для исполнения письменное поручение о проведении оперативно-розыскных мероприятий.

Из смысла ст. 144 УПК РФ явствует, что при проверке сообщения о преступлении компетентные должностные лица получили целый комплекс процессуальных прав, направленных на сбор потенциальных доказательств с целью принятия решения о возбуждении уголовного дела или об отказе в возбуждении дела.

Целью стадии рассмотрения сообщения о преступлении является не установление обстоятельств, подлежащих доказыванию, а только выявление признаков преступления, а также оснований для отказа в возбуждении уголовного дела. Однако в ч. 1.2 ст. 144 УПК РФ указано, что полученные в ходе проверки сообщения о преступлении сведения могут быть использованы в качестве доказательств при условии соблюдения положений закона[33].

Как видим, изобличение лица в совершении преступления осуществляется еще до возбуждения уголовного дела. Уполномоченное лицо проводит сбор сведений, которые в дальнейшем при производстве по уголовному делу могут служить доказательствами для установления обстоятельств, подлежащих доказыванию.

Считаем обоснованной точку зрения О.А. Зайцева и П.А. Смирнова, указывающих на то, что «подозреваемым является лицо, которое на основании сведений, способных стать доказательствами по уголовному делу, непосредственно вовлечено в уголовное судопроизводство правомочным органом в связи с проверкой предположения о причастности его к деянию, содержащему признаки преступления, до выдвижения против него обвинения»[34]. При этом необходимо отметить, что своевременная осведомленность лица, в отношении которого ведется проверка, и соответствующее наделение его комплексом прав дадут возможность занять активную позицию относительно выдвинутого подозрения, что в свою очередь благоприятно скажется и на дальнейших стадиях уголовного процесса.

Так, непосредственное вовлечение лица в уголовно-процессуальные отношения в связи с проверкой предположения о причастности его к совершению преступления посредством процессуальных действий, затрагивающих его права и интересы, фактически означает наличие в отношении его подозрения.

Представляется, что квинтэссенция проблемы реализации принципа состязательности и обеспечения подозреваемому и обвиняемому права на защиту на «проверочной стадии» в большей степени связана с отсутствием нормативной дифференциации лиц, участвующих в производстве процессуальных действий при проверке сообщения о преступлении, с точки зрения их процессуального статуса.

Таким образом, правовая неопределенность в понятийном аппарате УПК РФ может привести к возникновению серьезных проблем в реализации обеспечения подозреваемых и обвиняемых, а также лиц, в отношении которых проводится проверка о совершении преступления, правом на защиту, а это неизбежно повлечет незаконное и необоснованное обвинение, осуждение и ограничение прав и свобод личности.

2.2. Обеспечение конституционного права подозреваемого на участие защитника в момент задержания

В практической деятельности органов предварительного расследования наибольшая проблема - допуска защитника в уголовный процесс - возникает на раннем этапе расследования преступлений, а именно на этапе фактического задержания подозреваемого, что и побудило автора проанализировать именно этот момент - момент вступления защитника (точнее сказать, момент разъяснения права за защиту) в уголовное судопроизводство.

В период задержания происходит значительное количество вызывающих нарушений со стороны правоохранительных органов в отношении прав и свобод гражданина в уголовном судопроизводстве[35]. Уполномоченный по правам человека в Российской Федерации в ежегодных докладах неоднократно обращал внимание на грубейшие нарушения прав граждан при задержании[36].

Конституция РФ и п. 3 ч. 3 ст. 49 УПК гарантируют право на юридическую помощь с момента фактического задержания лица, подозреваемого в совершении преступления. Момент фактического задержания четко обозначен в п. 15 ст. 5 УПК как "момент фактического лишения свободы передвижения лица, подозреваемого в совершении преступления", т.е. с момента фактического захвата (поимки). Однако такая помощь именно с этого момента на сегодняшний день реально не осуществляется и не может быть реализована, поскольку на законодательном уровне право на защиту разъясняется гораздо позже, уже после возбуждения уголовного дела, во время составления протокола задержания по ч. 1 ст. 92 УПК. Именно в этот момент подозреваемому разъясняется право ч. 1 ст. 50 УПК пригласить своего защитника.

О данном казусе в одном из первых комментариев к УПК РФ справедливо писал К.Б. Калиновский. «Согласно ч. 1 ст. 92 после доставления подозреваемого в орган дознания, к следователю, в срок не более 3 часов после доставления должен быть составлен протокол задержания, в котором делается отметка о том, что подозреваемому разъяснены права, включая, конечно, и право на помощь защитника. Только с этого времени задержанный обычно узнает, что обладает таким правом и, следовательно, может начать действия по его реализации»[37]. А.В. Пивень в своем диссертационном исследовании задавался вопросом, с какой целью в УПК РФ подчеркивается необходимость обеспечения свидания подозреваемого с защитником до первого допроса, когда ранее уже были указаны вполне определенные для этого моменты, причем возникающие значительно раньше первого допроса подозреваемого. Создатели УПК «как будто дают понять правоприменителю о возможности не обеспечивать допуск защитника»[38] вплоть до первого допроса подозреваемого, что, безусловно, может сказаться на интересах последнего.

Как реально предоставить задержанному право пользоваться услугами защитника непосредственно с момента фактического лишения его свободы передвижения - в юридической литературе многими учеными предлагаются различные варианты решения данной проблемы, но идеи их в целом сводятся к тому, что разъяснять право на защиту необходимо именно с момента лишения свободы передвижения (физического захвата).

Так, по мнению И.А. Веретенникова, следует урегулировать для обеспечения участия защитника все ситуации, связанные с фактическим задержанием, а не только те, что возникают на основании процессуальных актов. Для этого надлежит принять универсальную конституционную норму, предусматривающую право пользоваться услугами адвоката с момента фактического лишения свободы независимо от правовой формы и природы таких действий, а в отраслевые и комплексные нормативные акты включить соответствующие ей нормы[39].

О.С. Гречишникова считает, что необходимо дополнить нормой об обязанности должностных лиц, осуществляющих задержание, разъяснить задержанному право на защиту в момент фактического задержания[40]. Схожей точки зрения придерживается К.Б. Калиновский, полагая, что необходимо разъяснять право на приглашение или назначение защитника непосредственно после лишения свободы передвижения[41]. К аналогичному выводу приходит И.А. Ретюнских. При физическом задержании сотрудник полиции обязан незамедлительно на месте задержания объявить заподозренному его право на адвоката. В случае вызова заподозренным или его родственником адвоката получение объяснений откладывается до прибытия вызванного или дежурного адвоката, но не более чем на три часа с момента телефонного сообщения о факте задержания[42].

Представляет определенный интерес точка зрения, высказанная Ю.Б. Чупилкиным. Он предлагает не только разъяснять права лицу с момента физического захвата, но и вручать соответствующий документ с перечислением основных конституционных прав[43]. В данной связи заслуживает внимания зарубежный опыт. Например, в США после задержания и доставления подозреваемого в правоохранительный орган работники вручают ему карточку с текстом прав, которыми последний обладает по закону[44].

С.И. Гирько и Е.С. Березина, исследовав на монографическом уровне правовой институт задержания, также считают, что сотрудник, осуществивший фактическое задержание лица, незамедлительно на месте задержания обязан сообщить ему, по подозрению в совершении какого преступления он задержан, и разъяснить ему в доступной форме основные процессуальные права подозреваемого. Затем в возможно короткий срок задержанного необходимо доставить в соответствующий орган. После чего - акцентируют внимание авторы - доставивший задержанного сотрудник должен составить протокол доставления, в котором уже в письменной форме делается отметка о разъяснении доставленному сущности подозрения и его процессуальных прав[45].

Как отмечает С.В. Дадонов, «при фактическом захвате лица, заподозренном в совершении преступления, должностное лицо органа дознания обязано разъяснить ему следующие права: 1) хранить молчание; 2) знать, что все, что он скажет, может быть использовано против него; 3) право получить юридическую помощь адвоката-защитника до производства с его участием действий по проверке повода для возбуждения уголовного дела; 4) при оплате средств на оплату услуг адвоката-защитника, в случае его желания, ему будет оказана юридическая помощь бесплатно»[46].

Позиция указанных авторов полностью согласуется с тринадцатым принципом Свода принципов защиты всех лиц, подвергаемых задержанию или заключению в какой бы то ни было форме. В нем закреплено, что любому лицу в начале задержания органом, ответственным за задержание, доводятся до сведения и разъясняются его права и как оно может осуществить эти права[47].

Нельзя не отметить в этом отношении решение Конституционного Суда Российской Федерации от 27 июня 2000 г. N 11-П, в котором суд указал, что вопреки требованиям ст. 48 Конституции, положения ч. 1 ст. 47 УПК РСФСР препятствуют реализации права на помощь защитника, допуская ее не с момента фактического задержания лица, подозреваемого в совершении преступления, а лишь с момента объявления ему органами дознания и следствия протокола задержания, в результате чего реализация права на защиту и права пользоваться помощью защитника ставится в зависимость от усмотрения этих органов. Такое усмотрение открывает возможность для недопустимых произвольных властных действий в отношении лица, чьи конституционные права и свободы ограничиваются, что не только противоречит принципам свободы и личной неприкосновенности (ч. 1 ст. 22 Конституции РФ), но и умаляет достоинство личности как основу признания и уважения прав и свобод. Нормы УПК (ч. 1 ст. 47) противоречат требованиям ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах, ст. ст. 5 и 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод и решениям Европейского суда по правам человека.

В итоге Конституционный Суд постановил «признать не соответствующими Конституции РФ положения ч. 1 ст. 47 УПК РСФСР, которые - по их буквальному смыслу - предоставляют лицу, подозреваемому в совершении преступления, право пользоваться помощью защитника лишь с момента объявления ему протокола задержания либо постановления о применении до предъявления обвинения меры пресечения в виде заключения под стражу и, следовательно, ограничивают право каждого на досудебных стадиях уголовного судопроизводства пользоваться помощью адвоката (защитника) во всех случаях, когда его права и свободы существенно затрагиваются или могут быть существенно затронуты действиями и мерами, связанными с уголовным преследованием»[48].

Следуя точной позиции Конституционного Суда, должностные лица, осуществляющие фактический захват (поимку), обязаны незамедлительно предоставить задержанному право пользоваться помощью защитника. Полагаем, что такие ситуации ныне не могут соответствовать действительности. Автор солидарен с мнением Е.Б. Мизулиной, что никто не обязан незамедлительно искать защитника подозреваемому с момента его фактического задержания, но если у задержанного есть адвокат, нельзя чинить препятствий его вступлению в дело[49]. «Так можно дойти до абсурда, - правильно пишет по данному поводу Б.Б. Булатов, - и рекомендовать работникам милиции нести службу по охране общественного порядка совместно с адвокатами на случай возможного задержания преступников, а оперативным сотрудникам - выезжать на задержание только с адвокатами, поскольку при захвате гражданина на месте преступления либо при других обстоятельствах, указывающих на совершение им преступления, его права и свободы начинают существенно затрагиваться»[50]. О.И. Цоколова также констатирует: «Рассуждения о допуске защитника (адвоката) с момента пресечения преступных действий или с момента силового захвата лица в связи с совершением преступления не соответствуют реальности»[51]. Суждения того же плана можно обнаружить в работах А.И. Сергеева, Б.А. Денежкина, И.Л. Петрухина[52] и других авторов.

В период обсуждения проекта Федерального закона РФ «О полиции» Президент Российской Федерации в 2010 г. Д.А. Медведев[53] предлагал непосредственно при задержании подозреваемых в совершении преступления зачитывать полицейским права, содержащиеся в «правилах Миранды».

Принятый Федеральный закон N 3-ФЗ «О полиции»[54] в ч. 3 ст. 14 закрепил, что в каждом случае задержания сотрудник полиции обязан разъяснить задержанному: 1) причину и основания применения задержания; 2) право на юридическую помощь; 3) право на услуги переводчика; 4) право на уведомление близких родственников или близких лиц о факте его задержания; 5) право на отказ от дачи объяснения.

Задерживая (физический захват), орган дознания не разъясняет лицу право на адвоката и право на молчание. При составлении объяснения эти права также не разъясняются и не фиксируются в нем (автор просмотрел более 260 объяснений граждан, которые впоследствии были задержаны). Согласно УПК РФ о рассматриваемых правах задержанный узнает только во время составления протокола задержания, а от объяснения до протокола задержания проходит порой до суток. После физического захвата граждане зачастую помещаются в служебный кабинет под «присмотр» сотрудника и находятся там длительное время (как правило, всю ночь до утра) или сидят возле дежурной части или в коридоре весь день, ожидая «своей очереди», когда его позовет оперуполномоченный, без какого-либо оформления, чтобы тот «созрел» для дачи признательных показаний. Получается, де-факто лицо лишено свободы передвижения, следовательно, оно должно считаться задержанным, а де-юре оно таковым не считается.

Резюмируя вышеизложенное, учитывая международное законодательство и решение Конституционного Суда Российской Федерации от 27 июня 2000 г. N 11-П, а также придерживаясь позиции отдельных ученых (Е.С. Березина, С.И. Гирько, С.В. Дадонов, О.С. Гречишникова, К.Б. Калиновский, И.А. Ретюнских, Ю.Б. Чупилкин), автор полагает, что сотрудник, осуществляющий фактическое задержание лица по подозрению в совершении преступления, незамедлительно на месте задержания (физического захвата) обязан сообщить ему, за какое преступление он задержан, а также разъяснить в устной форме ясно и понятно право хранить молчание и право на защитника, в том числе за счет государства (по аналогии с «правилами Миранды»). После доставления задержанного в правоохранительный орган оперуполномоченный обязан незамедлительно составить отдельный протокол, за подписью задержанного, в котором удостоверить факт разъяснения названных прав, а не тогда, когда дело попадет к следователю. Предложенный порядок, по нашему мнению, наиболее полно позволит начать процесс обеспечения конституционного права подозреваемого на участие защитника в момент задержания.

Заключение

Презумпция невиновности подразумевает, что любой человек считается невиновным до тех пор, пока его вина не будет доказана в законном порядке и подтверждена решением суда, вступившим в законную силу.

Любой гражданин имеет право давать показания, но не обязан доказывать свою невиновность. Обвиняемый вправе отказаться от дачи показаний, и факт полного отсутствия у него доказательств невиновности не считается доказательством его вины.

В соответствии с принципом презумпции невиновности установлено, что все неустранимые сомнения в виновности лица толкуются в пользу обвиняемого, а обвинительный приговор не может быть основан на предположениях. Данное правило распространяется как на предварительное следствие по делу, так и на все стадии судопроизводства, вплоть до права обжалования ответчиком решения суда. Цель правильной реализации презумпции невиновности заключается в укреплении понимания присяжными заседателями по уголовным делам, что бремя доказывания принадлежит суду, а ответчик не должен доказывать свою невиновность, чтобы быть оправданным. А с другой стороны, эта формула должна служить предостережением для суда, чтобы он учитывал только юридические доказательства по конкретному делу. К числу классических признаков презумпции невиновности относят следующие:

1.  Это не идея, которая полагается сугубо на эмпирические данные, и не предсказание конечного результата судебного разбирательства.

2.  Это условное, но не реальное и не фактическое предположение, которое может быть объективно опровержимо судом. А значит, презумпция невиновности не означает саму невиновность.

3.  Это не предположение фактической невиновности, а предположение юридической невиновности.

Список используемой литературы

1.       Уголовный кодекс Российской Федерации от 13.06.1996 N 63-ФЗ (ред. от 13.07.2015, с изм. от 16.07.2015) (с изм. и доп., вступ. в силу с 25.07.2015) // КонсультантПлюс

2.       Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18.12.2001 N 174-ФЗ (ред. от 13.07.2015) (с изм. и доп., вступ. в силу с 15.09.2015) // КонсультантПлюс

3.       Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 27 июня 2000 г. N 11-П «По делу о проверке конституционности положений ч. 1 ст. 47 и ч. 2 ст. 51 УПК РСФСР в связи с жалобой гражданина В.И. Маслова» (п. 1) // Российская газета. 2000. 4 июля

4.       Адвокат в уголовном процессе. М.: Юнити-Дана, 2014. 376 c.

5.       Алимов Т., Брайловская С., Корякин О., Фалалеев М. Убойный отдел // Российская газета. 2012. 14 марта

6.       Барабаш А.С. Публичное начало российского уголовного процесса. М.: «Юридический центр Пресс», 2015. 432 c.

7.       Берекашвили Л.Ш. Обеспечение прав человека и законности в деятельности правоохранительных органов: Учебное пособие. М., 2014. С. 35.

8.       Булатов Б.Б. Государственное принуждение в уголовном судопроизводстве: Монография. Омск: ОмА МВД России, 2013. С. 72

9.       Веретенников И.А. Задержание подозреваемого как комплексный правовой институт: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2012. С. 20.

10.  Владимиров Л.Е. Учение об уголовных доказательствах (общая часть). Харьков, 1988. С. 161

11.  Волженкин Б.В. Андреева Л.А. Быховский И.Е. и др. От преступления — к наказанию. Популярно о криминологии, уголовном праве, уголовном процессе и криминалистике. Л., 2014. 208 c.

12.  Выдря М.М. Функция защиты в советском уголовном процессе: Сб. науч. раб. «В помощь адвокату». Краснодар, 1972. С. 15

13.  Гирько С.И., Березина Е.С. Правовой институт задержания подозреваемого: история, современное состояние, перспективы развития: Монография. М.: ВНИИ МВД России, 2010. С. 95

14.  Головко Л.В. Место кодекса в системе источников уголовно-процессуального права // Государство и право. 2007. N 1. С. 38 – 45

15.  Гречишникова О.С. Обеспечение прав обвиняемого и подозреваемого при применении процессуального принуждения: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Волгоград, 2012. С. 16

16.  Гусева О.Г. Права и обязанности подсудимого и потерпевшего в уголовном процессе // VI Международная студенческая электронная научная конференция «Студенческий научный форум». 2014. № 2. С. 10-12

17.  Дадонов С.В. Реализация принципа состязательности на досудебных стадиях уголовного процесса России: Дис. ... канд. юрид. наук. М., 2013. С. 95

18.  Доклады Уполномоченного по правам человека в РФ за 2003 - 2012 гг. // Российская газета. 2013. 28 июля

19.  Духовский М.В. Русский уголовный процесс. М., 1908. С. 165 - 166.

20.  Зайцев О.А. Государственная защита участников уголовного процесса. Л., 2014. 512 c.

21.  Зайцев О.А., Смирнов П.А. Подозреваемый в уголовном процессе. М., 2005. С. 62

22.  Игнатов С.Д., Цигвинцева К.А. Участие адвоката-защитника в стадии возбуждения уголовного дела // Адвокатская практика. 2008. N 2. С. 5

23.  К вопросу об обязанностях обвиняемого в уголовном процессе [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://territoriaprava.ru/topics/40206

24.  Каролина. Уголовно-судебное уложение Карла V / перевод, предисловие и примечания проф. С.Я. Булатова. Алма-Ата, 1967

25.  Карякин Е.А. Проблемы процессуального доказывания в российском уголовном судопроизводстве на основе принципа состязательности: Дис. ... канд. юрид. наук. Оренбург, 2002. С. 115

26.  Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Отв. ред. В.И. Радченко; Науч. ред. В.Т. Томин, М.П. Поляков. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2006.

27.  Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Под ред. А.В. Смирнова. СПб., 2013. С. 165

28.  Леви А.А. Потерпевший в уголовном процессе. М.: Издательство Российского Университета дружбы народов, 2015. 180 c.

29.  Ляхов Ю.А., Чупилкин Ю.Б. Обоснованно ли Конституционный Суд расширил понятие подозреваемого? // Российская юстиция. 2008. N 12. С. 14

30.  Мизулина Е.Б. Новый порядок ареста и задержания соответствует Конституции РФ и международным правовым стандартам // Российская юстиция. 2012. N 6. С. 14

31.  Мокичев К.А. Против ревизионистских извращений марксистско-ленинского учения о государстве и праве. М., 1959. С. 33

32.  От преступления к наказанию (Популярно о криминологии, уголовном праве, уголовном процессе и криминалистике). М.: Общество «Знание» РСФСР, 2014. - 208 c.

33.  Пивень А.В. Право подозреваемого на защиту: Дис. ... канд. юрид. наук. Краснодар, 1999. С. 31

34.  Плевако Ф.Н. Нашумевшие уголовные процессы. М.: Студия АРДИС, 2014. 397 c.

35.  Ретюнских И.А. Процессуальные проблемы задержания лица по подозрению в совершении преступления: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2013. С. 17

36.  Рыжаков А.П. Органы дознания в уголовном процессе. М.: Юридическое Бюро «Городец», 2015. 360 c.

37.  Сергеев А.И. Гарантии неприкосновенности личности, связанные с задержанием и предварительным заключением под стражу: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1971. С. 10

38.  Строгович М.С. Материальная истина и судебные доказательства в советском уголовном процессе. М., 1968. С. 352

39.  Тушев А.А. Прокурор в уголовном процессе Российской Федерации. М.: Юридический центр Пресс, 2014. 326 c.

40.  Уголовный процесс: Учеб. / Под общ. ред. П.А. Лупинской. М., 2015. – С. 10

41.  Ульянова Л.Т. Предмет доказывания и доказательства в уголовном процессе России. М.: Городец, 2014. 176 c.

42.  Федеральный закон от 7 февраля 2011 г. N 3-ФЗ «О полиции» // Российская газета. 2011. 8 февраля

43.  Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. Т. 2. 4-е изд. Пг., 1915. С. 215

44.  Цоколова О.И. Меры уголовно-процессуального принуждения, состоящие в изоляции подозреваемого, обвиняемого: Монография. М.: ВНИИ МВД России, 2008. С. 138

45.  Чупилкин Ю.Б. Гарантии прав подозреваемого в российском уголовном процессе: Дис. ... канд. юрид. наук. Ростов н/Д, 2014. С. 7

46.  Шестакова С.Д. Состязательность уголовного процесса. М.: Издательство Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2014. 220 c.

47.  Яни П. Специальные виды мошенничества, статья 3 // Законность. 2015. N 5. С. 46

48.  Обеспечение права подозреваемого (обвиняемого) на защиту на досудебных стадиях уголовного процесса [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://62.mvd.ru/press_slujba/press_reliz/item/546393/

49.  Свод принципов защиты всех лиц, подвергаемых задержанию или заключению в какой бы то ни было форме (принцип 13): принят резолюцией 43/173 Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций от 9 декабря 1988 г. [Электронный ресурс]. Режим доступа: // URL: http://www.un.org/ru/documents/decl_conv/conventions/detent.shtml

---