Государственное областное бюджетное
профессиональное образовательное учреждение
«ЛИПЕЦКИЙ ПОЛИТЕХНИЧЕСКИЙ ТЕХНИКУМ»
Реферат по истории
на тему
«Рыцарская культура «
Выполнил: Дворников Виктор
студент группы 2015-11
Проверила:
Мишенева Алена Петровна
преподаватель истории и обществознания
Липецк, 2016.
План.
Введение……………………………………………………………………………...3
Глава I. Сущность рыцарства, феодальное общество……………………………11
Глава II. Рыцарские турниры.
2.1. Происхождение рыцарских турниров…………………………………….9
2.2.Церковь и турниры…………………………………………………………10
Глава III. Рыцарское вооружение (на примере Англии)………………………….16
Глава IV. Любовь и рыцарство……………………………………………………..20
Заключение……………………………………………………………………………23
Введение.
Тысячелетний период истории человечества от четвертого века нашей эры до Реформации принято называть средневековьем. Следует отметить, что выражение «средние века» не совсем точно и не совсем научно. Еще не установились те границы и рамки, в которых должно заключаться так называемое средневековье.
Одни началом средневековой истории считают великое переселение народов, которое совпадает с падением Западной Римской империи; другие – время Константина и построение нового Рима или Константинополя; третьи начало средневековой истории отодвигают к началу христианства, то есть к эпохе первых римских императоров.
Термин средние века не есть что-либо сразу установившееся. В конце 17 века в не очень известных исторических книгах, а именно в сочинениях немцев Келлера и Лёшера, появилось новое выражение – medium aevum. Принимая этот термин условно, как понятие периодическое, как представление о времени переходном, отделяющем античную историю от явлений более на близких, мы будем должны выйти за пределы тех рамок, в которые учебники заключают средневековую историю с целью систематизации изложения.
Что же чаще всего приходит на память при мысли о средних веках? Христианство, варварство, феодализм, крестовые походы на восток, рыцарство с его обязанностями к сюзеренам, к равным и слабым,.
История средневекового рыцарства — сюжет, имеющий в гуманитарных науках давние традиции изучения. Вместе с тем в последние десятилетия он переживает определенный ренессанс.
К современной
историографии можно отнести сборник памяти Ю.Л. Бессмертного
(1923-2000). Опубликованный сборник носит не только научный, но и
личный характер. Чтобы могли написать все желающие, было решено,
что сборник будет представлять современное состояние исследований
в тех направлениях исторической науки, к которым в разное время
принадлежал Юрий Львович. Отдельный раздел посвящен историку и его
времени вообще и Юрию Львовичу в частности. К участию в сборнике, в
частности, был приглашен широкий круг зарубежный и отечественных
историков. Круг тем, который предлагалось охватить авторам, включал:
1) методология и теория истории; историография;
.
2) средневековая деревня;
.
3) рыцарство и рыцарская культура;
.
4) новая демографическая история ;
5)
индивидуальное, уникальное и типическое в истории;
.
6) прочие проблемы в рамках новой социальной истории.
Феодальное общество.
Вокруг рыцарей, которых одни называют неустрашимыми воинами, преданными вассалами, защитниками слабых, благородными слугами прекрасных дам, галантными кавалерами, а другие — неустойчивыми в бою, нарушающими своё слово, алчными грабителями, жестокими угнетателями, дикими насильниками, кичливыми невеждами, вертелась в сущности история европейского средневековья, потому что они в те времена были единственной реальной силой. Силой, которая нужна была всем: королям против соседей и непокорных вассалов, крестьян, церкви; церкви — против иноверцев, королей, крестьян, горожан; владыкам помельче — против соседей, короля, крестьян; крестьянам — против рыцарей соседних владык.
Горожанам, правда, рыцари были не нужны, но они всегда использовали их военный опыт. Ведь рыцарь — это прежде всего профессиональный воин. Но не просто воин. Рыцарь, рейтер, шевалье и т.д. на всех языках значит всадник. Но не просто всадник, а всадник в шлеме, панцире, со щитом, копьем и мечом. Всё это снаряжение было весьма дорогим: ещё в конце Х в., когда расчёт вёлся не на деньги, а на скот, комплект вооружения, тогда ещё не столь обильного и сложного, вместе с конём стоил 45 коров или 15 кобылиц. А это величина стада или табуна целой деревни.
Но мало взять в руки оружие — им надо уметь отлично пользоваться. Для этого необходимы беспрестанные утомительные тренировки с самого юного возраста. Недаром мальчиков из рыцарских семей с детства приучали носить доспехи — известны полные комплекты для 6—8-летних детей. Следовательно, тяжеловооружённый всадник должен быть богатым человеком, располагающим временем. Крупные владетели могли содержать при дворе лишь очень небольшое число таких воинов. А где взять остальных? Ведь крепкий крестьянин, если и имеет 45 коров, то не отдаст их за груду железа и красивого, но не годного для хозяйства коня. Выход нашёлся: король обязывал мелких землевладельцев работать определённое время на крупного землевладельца, снабжать его нужным количеством продуктов и ремесленных изделий, а тот должен был быть готов определённое количество дней в году служить королю в качестве тяжеловооружённого всадника.
На подобных отношениях в Европе выстроилась сложная феодальная система. И к XI—XII вв. тяжеловооружённые всадники превратились в касту рыцарей. Доступ в это привилегированное сословие становился всё более трудным, основанным уже на родовитости, которая подтверждалась грамотами и гербами. Ещё бы: кому хочется тесниться и допускать к жирному куску посторонних. А кусок был жирным, и чем дальше, тем больше.
За клятву верности сеньору рыцарь получал землю с работающими на него крестьянами, право суда над ними, право сбора и присвоения налогов, право охоты, право первой ночи и т.д. Он мог ездить ко дворам владык, развлекаться целыми днями, пропивать, проигрывать в городах деньги, собранные с мужиков. Обязанности его сводились к тому, чтобы во время военных действий служить на своих харчах сеньору около месяца в году, а обычно и того меньше. За «сверхурочную» службу шло большое жалованье. Военная добыча — трофеи, выкуп за пленных, сами пленные — тоже доставалась рыцарю. Можно было во внеслужебное время и поработать «налево» — наняться к постороннему сеньору или к городскому магистрату. Постепенно рыцари стали всё больше и больше манкировать своими обязанностями. Иногда по условиям ленного договора рыцарь должен был служить то количество времени, на которое у него хватит продовольствия. И вот такой храбрый муж являлся с окороком, прилагал все усилия, чтобы съесть его за три дня, и уезжал в свой замок.
Ну а как рыцари воевали? По-разному. Сравнивать их с кем-то очень трудно, так как они в Европе были в военном отношении предоставлены самим себе. Разумеется, в сражениях участвовала и пехота — каждый рыцарь приводил с собой слуг, вооружённых копьями и топорами, да и крупные владетели нанимали большие отряды лучников и арбалетчиков. Но до XIV в. исход сражения всегда определяли немногие господа-рыцари, многочисленные же слуги-пехотинцы были для господ хоть и необходимым, но лишь подспорьем. Рыцари их в расчёт вообще не принимали. Да и что могла сделать толпа необученных крестьян против закованного в доспехи профессионального бойца на могучем коне? Рыцари презирали собственную же пехоту. Горя нетерпением сразиться с достойным противником, то есть рыцарем же, они топтали конями мешающих им своих же пеших воинов. С таким же равнодушием рыцари относились и к всадникам без доспехов, лишь с мечами и лёгкими копьями. В одной из битв, когда на группу рыцарей налетел отряд лёгких всадников, они даже не сдвинулись с места, а просто перекололи своими длинными копьями лошадей противника и только тогда поскакали на достойного врага — рыцарей.
Вот тут-то и происходил настоящий бой: два закованных в железо всадника, закрытых щитами, выставив вперёд длинные копья, сшибались с налёта, и от страшного таранного удара, усиленного тяжестью доспехов и весом лошади в сочетании со скоростью движения, враг с треснувшим щитом и распоротой кольчугой или просто оглушённый вылетал из седла. Если же доспехи выдерживали, а копья ломались, начиналась рубка на мечах. Это было отнюдь не изящное фехтование: удары были редкими, но страшными. Об их силе говорят останки воинов, погибших в сражениях средневековья, — разрубленные черепа, перерубленные берцовые кости. Вот ради такого боя и жили рыцари. В такой бой они кидались очертя голову, забыв об осторожности, об элементарном строе, нарушая приказы командующих. Хотя какие там приказы — рыцарям лишь предлагали держать строй, их просили.
При малейшем признаке победы рыцарь кидался грабить лагерь врага, забывая обо всём, — и ради этого тоже жили рыцари. Недаром некоторые короли, запрещая бойцам ломать боевой порядок при наступлении и ход битвы из-за грабежа, строили перед боем виселицы для несдержанных вассалов. Бой мог быть довольно долгим. Ведь он распадался обычно на нескончаемое количество поединков, когда противники гонялись друг за другом.
Рыцарская честь понималась весьма своеобразно. Устав тамплиеров разрешал рыцарю нападать на противника спереди и сзади, справа и слева, везде, где можно нанести ему урон. Но если противнику удавалось заставить отступить хоть нескольких рыцарей, их соратники, заметив это, как правило, ударялись в паническое бегство, которое не в силах был остановить ни один полководец (как, впрочем, и управлять боем после начала атаки). Сколько королей лишились победы только потому, что преждевременно теряли голову от страха!
Никакой воинской дисциплины у рыцарей не было и быть не могло. Ибо рыцарь — индивидуальный боец, привилегированный воин с болезненно острым чувством собственного достоинства. Он профессионал от рождения и в военном деле равен любому из своего сословия вплоть до короля. В бою он зависит только сам от себя и выделиться, быть первым может, только показав свою храбрость, добротность своих доспехов и резвость коня. И он показывал это всеми силами. Да кто же тут мог что-то ему указать, приказать? Рыцарь сам знает всё, и любой приказ для него — урон чести. Такое самосознание рыцаря было хорошо известно полководцам, государственным деятелям — светским и церковным. Видя, что несокрушимые всадники терпят поражения из-за своей горячности и своеволия, вылетая в атаку разрозненными группами, и зная, что тяжёлая конница непобедима, когда наваливается всей массой, государственная и церковная администрации принимали меры, чтобы навести хоть какой-то порядок. Ведь к тому же рыцарей было мало. Например, во всей Англии в 70-х гг. XIII в. насчитывалось 2750 рыцарей. В боях участвовало обычно несколько десятков рыцарей, и лишь в больших сражениях они исчислялись сотнями, редко переваливая за тысячу. Понятно, что это мизерное количество полноценных бойцов нельзя было растрачивать, распылять по мелочам. И тогда с конца XI в., во время крестовых походов, стали возникать духовно-рыцарские ордена со строгими уставами, регламентирующими боевые действия.
Но самый крепкий порядок был, разумеется, в бандах отрядах рыцарей-наёмников, расплодившихся в XII—XIV вв., предлагавших свои услуги кому угодно и грабивших всех подряд в мирное время. Именно для борьбы с этими бандами и были созданы в XIV в. французскими королями впервые в средневековой Европе регулярные армии — маленькие, состоявшие из разных родов войск, где воины служили за плату постоянно. Надо сказать, что вся строгость рыцарских воинских распорядков иссякала в тех разделах, которые трактовали боевые действия. То есть строгость была, но требования были самыми общими: не покидать и не ломать строй, обороняться при неудаче, а не сразу бежать. Не начинать до победы грабить лагерь противника. Итак, как же воевала рыцарская конница? Чтобы сохранить строй к решающему моменту схватки, она подходила к противнику шагом, была «покойна и невозмутима, подъезжала не торопясь, как если бы кто-нибудь ехал верхом, посадивши впереди себя на седло невесту», как писал один средневековый автор. И только подъехав к врагу совсем близко, рыцари бросали коней в более быстрый аллюр. Медленное сближение имело ещё и тот смысл, что экономило силы лошади для решающего броска и схватки. Пожалуй, самым удобным построением был издавна придуманный для тяжёлой конницы «клин», «кабанья голова», или «свинья», как называли его русские дружинники, любившие, кстати, это построение ничуть не меньше своих западных «коллег».
«Кабанья голова» имела вид колонны, слегка суженной спереди. Давно известно, что конницу водить в колоннах очень выгодно, так как в этом случае лучше всего сохраняется сила её массированного, таранного удара. Это не столько боевое, сколько походное построение — когда «клин» врезается в ряды противника, воины, едущие в задних рядах, немедленно «разливаются» в стороны, чтобы каждый всадник не топтал передних, но в полную меру проявил свои боевые качества, равно как и качества коня и оружия. У «клина» было и ещё одно преимущество: фронт построения был узок.
Дело в том, что рыцари очень любили сражаться, но совсем не хотели умирать — ни за сеньора, ни за святую церковь. Они должны были и хотели только побеждать. Этому, собственно, и служили их доспехи. Этому служил и «клин». Ведь когда отряд рыцарей медленно, шаг за шагом, приближался к врагу, он становился великолепной мишенью для лучников противника. Хорошо, если у того нет метких лучников. А если есть? Если у них вдобавок отличные дальнобойные, мощные луки? Монголы при Лигнице и англичане при Кресси и Пуатье именно из луков буквально расстреляли прекрасно защищённых доспехами рыцарей. А при построении «клином» перед вражескими стрелками оказывалось только несколько всадников в самом надёжном защитном снаряжении.
Да, рыцари умирали весьма неохотно. Они предпочитали бежать или сдаваться в плен в случае неудачи. В европейских войнах гибло их очень мало — единицы, и лишь в крупнейших битвах, решавших судьбы стран, — несколько сотен.
И дело тут не только в доспехах. Рыцари к XIII в. ощутили себя неким всемирным орденом, кастой, для которой не важны никакие территориальные границы, никакое подданство. Ведь границы всё время менялись, области переходили от одного короля к другому, а рыцари сидели в тех же замках, изъяснялись на французском языке и все, как один, считались слугами святой католической церкви. И убивать собрата, кто бы и откуда бы он ни был, становилось неприличным. Вот одолеть его — сбить с коня, взять в плен и, главное, получить выкуп — это победа. А что пользы от трупа? Войны превращались в массовые турниры. Но не превратились.
Не позволили «грубые мужики» — крестьяне и горожане, воевавшие в пехоте. Им-то рыцари пощады не давали. Но уж и они в долгу не оставались — пленных не брали. А когда в XIV в. сформировалась боеспособная пехота, сражающаяся в плотном строю, не боящаяся конных атак и с длинными алебардами сама бросающаяся в бой, рыцари обращались в бегство при одном виде швейцарских «баталий» и гуситских повозок, с ужасом и возмущением рассказывая о непривычных кровавых побоищах: ведь у швейцарцев, например, под страхом смерти запрещалось брать пленных. И когда рыцари тоже стали всё чаще применять глубокие плотные построения, так что отряд превращался в железного дикобраза, их снова смела — теперь уже навсегда — пехота, вооружённая огнестрельным оружием.
Рыцарские турниры.
Происхождение рыцарских турниров.
Военные игры, пожалуй, были везде и всегда. Однако рыцарские турниры – не совсем то же самое. Они появляются около 1125 года между Луарой и Шельдой как новое социальное явление своего времени, быстро вовлекающее в свою орбиту тысячи людей. Уже в 1179-м турнир в Ланьи, устроенный по случаю коронации Филиппа Августа, собирает четырнадцать герцогов и графов. За возникновением и моментальным распространением турниров встают насущные социальные проблемы века и среды.
Основная масса турнирных бойцов – рыцарская «молодежь». На языке эпохи так называют холостых, не обзаведшихся своим домом мужчин. Средневековый принцип майората (старшинства) отдавал львиную долю родового наследства старшему сыну. Младшим братьям оставалось позаботиться о себе самостоятельно. Мечтающие о социальном возвышении, они обречены на бродячую жизнь в поисках славы и добычи, приобретаемых на войне, а еще больше – на турнирах.
Если «молодежь» предстает наиболее агрессивным и малоуправляемым социальным элементом своего времени, то турниры, переводящую военную агрессию прозябающих без настоящего дела рыцарей в игровые формы, возникают в роли инструмента относительно умиротворения «молодежи». Не случайно турниры развились в тех землях, где княжеская узда сделалась к 12 веку наиболее ощутимой. По сообщению Гальберта из Брюгге, фландрийский граф Карл Добрый в 20-е годы 12 века, а по Гислеберту Монсскому, юный граф Эно Бодуэн пятый в 70-х годах, пресекающие частные войны с неслыханной твердостью, лично ведут на турниры знать своих регионов.
По числу участников, характеру и пространству схватки турниры этого времени скорее напоминают нешуточные битвы. Турнирное поле лишено точных границ. Барьеры отделяют лишь места, где можно перевести дух и подкрепить силы. Пересеченная местность с естественными преградами и укрытиями подходит для устройства засад и ловушек – наличие зрителей пока явно не предусматривается.
Как на войне главными действующими лицами выступают рыцари. Подобно настоящим сражениям, турниры – время, место и форма столкновения знати разных областей. Во главе со своим князем или без него группируются затем в две команды, силы которых не обязательно равны; у каждой – свой кафтан, общие цвета и воинский клич. «Нормандцы» обычно объединяются с «англичанами» против «французов», естественными союзниками которых являются рыцари Шампани и Бургундии.
Рыцари сражаются в конном строю отрядов по 10-30 человек, плотном настолько, чтобы «подброшенная перчатка не смогла упасть на землю». В этом залог неуязвимости для противника. Необходимостью благоразумно сохранять спасительный строй готовы пренебречь те, кто жаждет славы и добычи. Сама задача заключается в том, чтобы рассеять вражеский отряд, после чего начинается настоящая охота за богато экипированными противниками. Ради этого многие и приезжают на турниры. Победитель завладевает лошадью и вооружением своего пленника, которого отпускают на свободу под залог или поручительство выкупа.
Сражений подобного масштаба не было затем во Франции целое столетие, вплоть до Бувина(1214-й) . Иное дело – турниры. Если верить повествованию об Уильяме Маршале, прославленном турнирном бойце конца 12 века, пленившем пятьсот рыцарей, турниры проходят в этот период едва ли не каждые две недели и в отличие от войны не прекращаются даже зимой. Турниры – и страсть, и необходимое военное упражнение. Среди обстоятельств возникновения турниров – новая, трудная практика фехтования на копьях, требующая от рыцаря умения управлять конем, отпустив поводья; слово «турнир» происходит от глагола со значением «поворачивать коня».
Сама война является для рыцарства и развлечением, и доходным промыслом и воспринимается прямым и честным столкновением поставленных в равные условия противников в соответствии с предустановленными правилами: турниры без труда вписываются в этот строй представлений о военной активности и впоследствии сами влияют на образ войны и сражения.
На крупнейшие турниры сходятся тысячи рыцарей, не считая их оруженосцев, пеших воинов ( роль и численность которых еще не определены и не ограничены, как впоследствии ), слуг и толпы торговцев, заимодавцев, кузнецов, барышников, продажных девок, прихлебателей, «всех тех, кто зарабатывает или крадет деньги». «Ярмарки» - это название приходит на ум современникам до того, как турниры стали именоваться турнирами. Турниры возникают как новая форма многопланового, экономического и культурного обмена.
Перед лицом не ведающих благородства купцов, под ревнивыми взорами своих товарищей рыцари вынуждены демонстрировать жадность особенного рода: сулящая богатую поживу военная доблесть ничего не стоит без щедрости; рыцарю пристало искать славы, восхищенного изумления и признательности окружающих, и богатство ему жизненно необходимо затем, чтобы его расточать. Турниры не просто отражают рыцарское самосознание, но и активно его формируют и способствуют распространению, предстают школой рыцарства в момент, когда в его ряды интегрируются еще много новых людей. Собирая знать из глуши захолустий, они не служат производству социальных связей, региональному и корпоративному единению рыцарства.
Церковь и турниры.
Церковь, имевшая собственные рецепты умиротворения рыцарского общества, обнаруживала решительное неприятие турниров. Возобновлявшееся на протяжении столетий церковные запреты грозили их участникам небесными и церковными карами, в частности лишением убитых церковного погребения. Турниры рисуются клирикам ловушкой дьявола, рассчитывающего отвлечь христиан от праведных военных предприятий – крестовых походов. С большей пользой для себя и христианского мира убитые и покалеченные могли бы пострадать в Святой Земле за Гроб Господень.
Мало того, турниры калечат души, пробуждая в них самые гнусные наклонности, тщеславие и злобу, суть та же азартная игра, что и кости. В 13 веке Жак Витрийский в одной из своих проповедей находит в турнирах все семь смертных грехов: гордыню, по причине стремления к мирской славе; зависть, ибо каждый ревнует к славе другого; гнев, из-за грозящих ранением и смертью ударов, кои приходится парировать; жадность, поскольку победитель завладевает лошадью и оружием побежденного; чревоугодие – на сопровождающих турниры пирах; отчаяние, вследствие поражения и понесенного урона; наконец сладострастие, из-за стремления к распутным женщинам, мерзостного расположения которых участники турниров бесстыдно добиваются.
Любители турниров, легкомысленно не внемлющих душеспасительному увещеванию, искушенный в таких делах составитель пособие для проповедников Джон Бромьярд советовал запугивать страшными рассказами о том, как черти летают над полем турнира, притворяясь воронами; или же – какие адские муки ожидают турнирных бойцов на том свете. Со слов церковных писателей, раскаянье подстерегает турнирных бойцов, из кого получаются отменные крестоносцы. Четвертый крестовый поход, в самом деле, ведет свою историю от проповеди Фулька из Нейи на турнире в Экри в 1198 году.
Тем не менее клерикальная отповедь турнирам бывала услышана мирянами в краткие периоды подготовки очередной экспедиции в Святую Землю, но зато с редкой бесцеремонностью игнорировалась ими во всякое иное время. Фатальная неэффективность критики турниров со стороны церкви, очевидно, удостоверяет их беспримерную роль в самоорганизации и самосознании рыцарского общества. В красочных описаниях турниров на страницах рыцарских романов и других текстов, составленных на потребу публике, церковный протест и сами клирики попросту не упоминаются. В период очередного конфликта английской короны с папой рыцарь Роберт Морли находит способ выказать верность своему королю: в 1343 году в Смитфилде он устраивает турнир, на котором сам выступает переодетым в папу римского, а его товарищи обряжены кардиналами.
Ангажированные рыцарской аудиторией писатели спешат придать турнирам более респектабельный и даже благочестивый ореол. Такова, в частности, впервые пересказанная Уолтером Мепом и впоследствии популярная история о рыцаре, на кануне турнира всегда ходившем к мессе. Однажды, приехав на турнир, он увидел, что вместо него уже сражается божий ангел (по другой версии, Матерь Божья), который от его скромного имени захватывает в плен графов по числу прослушанных им месс. Трубадуры описывают крестовые походы, как турниры между силами добра и зла, а в «Видении о Петре Пахаре» англичанина Уильяма Ленгленда сам Христос представлен турнирным бойцом в схватке с Сатаной, несправедливостью и смертью. В 1432 году на турнире в Вальядолиде кастильский король Хуан второй носил костюм Бога, а его двенадцать рыцарей изображали апостолов.
К этому времени церковь кажется уже не слишком озабоченной турнирами – и вследствие упадка турнирного движения, и из-за изменения правил, делавших их менее опасными. Между тем формального запрета турниров из канонического права никто не вычеркивал, и надо было быть папой Иоанном двадцать вторым, чтобы в 1316 годы, признавая поражение церковной пропаганды, положить начало практике выдачи специальных разрешений на проведение турниров под тем извинительным предлогом, что они позволяют… подготовиться к крестовому походу. Римский карнавал 1472 года сопровождается турниром, устроителем которого выступает кардинал Риарио, племянник папы Сикста четвертого.
Придворный праздник.
В отличие оттого, что утверждается в рыцарских романах, долгое время турниры представляются многим развлечениям, в целом мало соответствующим королевскому достоинству помазанника божьего. До середины 14 века французские Капетинги их игнорируют, снося участие в турнирах своей ближайшей родни, но только не наследников, либо прямо запрещают. Помимо душеспасительной стороны дела они озабочены тем, чтобы резервировать военный потенциал французского рыцарства за собой, а кроме того, а кроме того ограничить возможности баронов королевства бесконтрольно собирать вооруженных людей и интриговать против короля.
Именно такую роль турниры сыграли в английском конституционном кризисе, увенчавшемся в 1215 году «Великой хартией вольностей» Иоанна Безземельного, которая стала отправным пунктом в истории английского парламентаризма. Не случайно в 1194-м его брат Ричард Львиное Сердце предпринимает беспрецедентную попытку поставить турниры под королевский контроль – ограничив число мест их проведения пятью и обусловив участие в турнирах внесением залога и покупкой специальной королевской лицензии; нарушителей установленного порядка ожидала тюрьма, изгнание и конфискация земель. С другой стороны, английские Плантагенеты личным участием в турнирах охотнее разыгрывают роль лидеров рыцарства.
К концу 13 века уже почти не бывает турниров в изначальном смысле слова и сходят на нет вытеснившие их правильно организованные серии рыцарских поединков. «Круглых столов» не проводилось с начала 14 века. Турниры теряют свое значение в реальном быте позднесредневекового рыцарства, превратившись в дорогостоящую и изощренную придворную забаву. Столь решительной переменой социального адреса турниров увенчалось вполне преемственное формальное развитие. К позднему Средневековью обогащение и социальный подъем на турнирах уже практически невозможны, зато материальные издержки красивой жизни таковы, что едва ли по средствам большинству знати.
Выпестованные турнирами ценности разделяются всеми, но рыцарство и мир вокруг давно уже не те. Очевидно, в силу относительного консерватизма рыцарской культуры позднесредневековой Германии в немецких землях дольше и определеннее турниры остаются существенным элементом рыцарского сознания. В то самое время, когда во Франции и Англии турниры окончательно сделались прерогативой королей высшей знати, здесь складываются турнирные общества, занятые организацией рыцарских турниров и «спонсирующие» выступления малоимущих товарищей. Эти последние настоящие рыцарские турниры призваны консолидировать рыцарство и воплощать его способность самостоятельно решать свои дела по своим рыцарским правилам.
В позднее Средневековье из недоброжелателей турниров правители делаются их покровителями и участниками, само проведение турниров – почти регалией, королевской прерогативой. Частота проведения турниров теперь в большей мере подчинена личным склонностям, минутным настроениям, политической игре того или иного государя. Так, во Франции при короле Карле пятом Мудром турниров проходило мало, при Карле шестом Безумном – много. Последний и сам садился в турнирное седло, хотя иные из его подданных по-прежнему полагали, что королю это не к лицу. Карл седьмой и Людовик одиннадцатый оставались к турнирам равнодушны или подозрительны, не участвовали и не потакали, а дело турниров находилось в руках их политических конкурентов. Таковы фешенебельные турниры при дворах бургундских герцогов Филиппа Доброго и Карла Смелого или герцога Анжуйского Рене, номинального короля Неаполя и Сицилии. Отношение к турнирам при французском дворе решительно переменилось фактически переменилось на рубеже Нового времени, в правлении Карла восьмого, Людовика двенадцатого, Франциска первого. Почтение к рыцарским традициям в качестве новой модели поведения правителя в первой половине 16 века с еще большим блеском демонстрируют император Максимилиан первый, английский король Генрих восьмой, князья Саксонии и Баварии.
Одно из существенных отступлений от реальной картины турниров в турнирах литературных касается присутствия женщин. В романе Кретьена «Рыцарь телеги» женщина, королева Геньевра, председательствует на турнире, который организован по просьбам женщин– дам и девиц королевства Артура, нетерпеливо стремящихся выбрать себе наилучших мужей и усматривающих в турнире наилучший тому способ. Придворные дамы – капитаны обеих команд. Явившийся инкогнито рыцарь в первый день одерживает верх над всеми. Наблюдая за турниром с возведенной для дам деревянной трибуны, королева догадывается, что неизвестный участник – не кто иной, как ее возлюбленный Ланселот. Чтобы удостовериться в этом, через посланца она предписывает тому, как именно в разные дни он должен сражаться – побеждать или проигрывать. Повиновение Ланселота выдает его, и в последний день турнира он побеждает всех. В итоге все дамы и девицы пожелали себе в мужья лишь одного Ланселота; когда же он отказывается от их предложений, в крайнем отчаянии они принимают обет в текущем году вовсе не выходить замуж. В рыцарских романах с момента их возникновения женщины завладевают турнирами и манипулируют ими по всей прихоти – мужская игра под женским каблуком кажется почти пародией на турнирную практику; известную нам по другим текстам рубеже 12-13 веков. Между тем при всей отвлеченности романных образов они рождают идеалы турнирного и рыцарского быта с самыми серьезными последствиями для дальнейшей истории турниров, вылившейся вскоре в род симбиоза рыцарских турниров и рыцарских романов. Насколько авторы романов в изображении турниров изначально готовы пренебречь всяким жизненным правдоподобием, настолько рыцари в конце концов делаются падки на возможно более буквальное воплощение почерпнутого из романов в жизни.
Дело престижа, помпезные театрализованные костюмированные придворные турниры, не без сценария и дорогостоящих декораций, приурочены к разного рода торжествам (свадьбам, коронациям, заключению мира или союза) и сопровождаются праздничной мессой, обедами и балами, красочными шествиями с ряжеными «турками», настоящими карликами и львами на серебряных цепях. В прямой связи с турнирами развиваются многие элементы придворной культуры, включая рыцарские ордена св. Георгия в Венгрии, Перевязи (Banda) в Кастилии, Подвязки (garter) в Англии – поначалу команды турнирных бойцов.
Турниры рассматриваются как род изящных искусств и с 15 века вызывают к жизни обширную литературу – гербовники, специальные руководства и иллюстрированные рассказы о турнирах (особенно декоративны серия рукописей саксонских курфюрстов и гравюры Ханса Бургкмайра, повествующие о турнирах с участием императора Максимилиана первого). Хотя сегодня турнирная романтика, пожалуй, может показаться фальшивой и безвкусной, среди оформителей праздничных торжеств встречаются самые громкие имена художников Возрождения. Так, к дизайну костюмов «диких людей», составлявших свиту одного из участников миланского турнира 1491 года, приложил руку не кто иной, как Леонардо да Винчи.
Напротив, другое обличие позднесредневековых турниров – престижные поединки с боевым оружием, существующие на периферии обычной военной активности. Таковы нашумевшие в свое время поединки близ Кале, в марте-апреле 1390 года, когда французские рыцари Бусико, Рено де Руа и сир де Санпи в течение месяца сражались со всеми желающими.
Одну из наиболее экзотических девиаций былых традиций рыцарских турниров явили позднесредневековые города Фландрии, Германии, Италии, падкие на идеалы рыцарской культуры и примечательным образом усматривающие в организации турниров эффективный способ демонстрации собственного богатства и самостоятельности. В Лилле или Меце, во многих итальянских городах подобные турниры были у истоков ежегодных городских фестивалей.
30 июня 1559 года французский кроль Генрих второй бился с капитаном гвардии Монтгомери. Турнир был частью пышных празднеств по случаю двойного бракосочетания в королевской семье. Старшая дочь Генриха, Елизавета, и его сестра герцогиня Беррийская Маргарита, выходили замуж соответственно – за испанского короля Филиппа второго и савойского герцога Филиппа Эммануила. Перед схваткой Генрих схватил свой черно-белый стяг к ногам возлюбленной им Дианы де Пуатье. Черный и белый были ее цветами. Ее рыцарь сражался в ее честь. Диана впервые случайно поцеловала Генриха 33 года тому назад. Он был семилетним ребенком. Она – на двадцать лет его старше. Диана состояла в близких отношениях с его отцом, королем Франциском первым. Когда Генриху исполнилось одиннадцать, он все еще помнил о том поцелуе, и Диана пообещала королю Франциску «сделать Генриха первым среди своих кавалеров». Всю свою жизнь Генрих боготворил страстно любимую им женщину. Екатерина Медичи стала ему женой, прекрасная Диана де Пуатье – его истинной королевой.
Сломанное турнирное копье, превратившееся в опасное оружие, пробило Генриху второму забрало и весок. Ранение оказалось серьезным. Монтгомери бежал в Англию. Екатерина Медичи тут же отправила Диане приказ вернуть подаренный ей королем драгоценности и убраться из Парижа в один из своих замков. Диана де Пуатье отвечала: «Пока в короле теплится остаток жизни, пусть мои враги узнают, что я их не боюсь и что я не подчинюсь им, пока он жив… Но если король умрет, я не хочу жить после него, и вся горечь обид, которые только возможно мне причинить, будет сладостна по сравнению с этой потерей. Потому, жив мой король или мертв, я не боюсь моих врагов». Король Генрих скончался через десять дней. Это роковое происшествие стало концом турниров во Франции.
Турниры предстают важнейшим элементом рыцарской культуры. Но некоторым образом они и ключ к ней – верная характеристика духовных и материальных запросов рыцарства, история его идеалов и не всегда соответствующих идеала возможностей.
Рыцарское вооружение ( на примере Англии).
Вся Европа снабжалась оружием из нескольких развитых центров производства. Например, германские мечи имели широкое хождение и на Руси, и в Англии. Лучшее защитное вооружение производилось в Северной Италии, где англичане заказывали массовые партии доспехов. Англичане были частыми гостями в Ордене. И могли воочию познакомиться с предметами русского вооружения. На месте битвы 1361 года при Висби (о. Готланд) были обнаружены остатки нескольких ламеллярных панцирей, видимо русского происхождения.
Период 9-сер.13 века в Европе с легкой руки английского исследователя Клода Блэра принято именовать веком кольчуги». Кольчуга представляла главную разновидность защитного покрова. Английский материал не содержит находок кольчужных рубах от начала 12 до рубежа 13-14 веков. На нашей территории известно около полутора сотен находок кольчуг и их фрагментов рассматриваемого периода. Наиболее развитым оборонительным комплексом можно считать поколенную кольчужную рубаху с длинными рукавами, рукавицами, кольчужным капюшоном и чулками для защиты ног. В Англии подобное снаряжение сложилось к концу 12 века. В Англии хорошо известны кольчужные капюшоны, как дополнительной защиты головы. В Эдинбургском музее, например, хранится такой капюшон конца 13-14 века. На территории Руси неизвестны находки или изображения аналогичных средств. Тем не менее в Византии они были в ходу и упоминаются даже Маврикием.
Тактика рыцарского боя, единая для всего европейского воинства, требовала максимально надежной и полной защиты головы, способной отразить прямое попадание копья при конной сшибке. Это привело к появлению наносников, которые со временем становились все шире, а потом были заменены сплошной лицевой пластиной со смотровыми и дыхательными щелями. Изначально защита лица имела характер полумаски, доходящей до уровня рта. Подобные шлемы известны с 1110 по 1170 год. Полумаска имела вид глубоко профилированных набровных дуг, переходящих в аналогично оформленный изогнутый наносник. Наиболее древней находкой является полумаска из Вщижа, относящаяся к середине-второй половине 12 века.
В Англии в это время распространились полностью закрытые горшковидные шлемы. На ряду с ними существовали и более легкие открытые шлемы. Топхельм тем не менее быстро превратился в основное боевое наголовье тяжелой конницы. Также существовали шлемы с подвижными антропоморфными масками – личинами, которые выступили аналогом позднейших подъемных забрал. Бытовали они в короткий отрезок времени с конца 12 по первую половину 13 века.
Единственным средством динамической обороны выступали щиты – миндалевидные, удлиненно треугольные и круглые. Усиление доспеха, связанное с появлением полной защиты ног и глухих шлемов, привело к распространению укороченных треугольных щитов, известных в Европе с 1200-х годов. В Англии наибольшей популярностью пользовались треугольные щиты. Наступательное вооружение полностью соответствовало защитным средствам. Вся Европа пользовалась так называемыми «романскими» мечами. Они имели длинный широкий клинок и предназначались прежде всего для нанесения удара, что было обусловлено преобладанием гибкой (кольчужной) защиты. Укол не был достаточно эффективным средством борьбы с железным защитным покровом из-за гибкости клинка и относительно широкого его окончания.
В Англии также имело хождение другое специфическое клинковое оружие, а именно фальшион. Он отличался массивным однолезвийным клинком с выраженным расширением в сторону острия. Фальшион, как и романский меч, предназначался скорее для удара, чем для укола и был необычайно эффективен за счет смещенного баланса и усиленно рабочей части.
Основным оружием тяжелой конницы – европейского рыцарства – было копье. В 1250-х годах «век кольчуги» закончился. На протяжении всего 13 века шел процесс усиления наступательного оружия. Мечи для удобства конного боя делались все длиннее и тяжелее. Г 1240-50-м годам появились мечи «в полторы руки», или «бастарды». Достаточно длинная рукоять позволяла наносить удары двумя руками. Более длинный и массивный клинок и возросшая в 2 раза масса увеличили разрушительный эффект меча. Данный процесс захватил всю Европу. Отметим, что одни из наиболее древних образцов «бастардов» обнаружены в Англии.
В Западной Европе широко распространились различные виды древкового оружия. Все активнее употреблялись арбалеты (самострелы, как их называли на Руси). Все больше повышалась их мощность. Для удобства натяжения утяжеленной дуги потребовались специальные приспособления такие, как поясные крюки. Кстати, самый ранний натяжной крюк в Европе обнаружен в Изяславле в слоях 1230-х годов.
В таких условиях гибкость кольчуги стала отрицательным фактором. Концентрированный удар, например двуручной секиры, если и не нарушал целостности кольчужного полотна, то мог привести к серьезным травмам. Потребовались новые, более жесткие защитные конструкции, выход нашелся в использовании пластинчатых доспехов.
В некоторых регионах, например в Византии, традиции их изготовления не прерывалась с Античности. Были знакомы с пластинчатыми доспехами и в Англии. Гиральд Камбрийский писал о датчанах, напавших на Дублин в 1171 году, что они были защищены панцирями из «искусно сшитых железных пластин». Западная Европа знала многочисленные эксперименты с материалами для пластин – от рога и вываренной кожи до китового уса. Первенство закономерно осталось за сталью. Массовое применение пластин началось при поиске способов защиты суставов, наиболее уязвимых для раздробляющего воздействия оружия. Первые монолитные створчатые конструкции, столь популярные впоследствии в 1240-50-х годах появились в Европе изначально в качестве наколенников. При этом на Руси раньше, чем где бы то ни было используются летные наручи.
В середине 13 века усилилась и защита корпуса. Входит в употребление так называемая «бригандина». Она формировалась пластинами, зафиксированными с помощью заклепок на изнанке тканевой несущей основы доспеха.
С этим доспехом Европу, видимо, познакомили монголы, которые, в свою очередь, вывезли его из Китая. Новая идея упала на благодатную почву: Европа имела давнюю традицию драпировки доспехов тканью. К началу 14 века из 10 доспехов 9 были бригандинными, все остальное приходилось на долю кольчуг и иных прикрытий. Конструкция бригандины оказалась настолько удачной, что в такой манере стали изготавливать практически любые элементы защитного снаряжения – наручи, поножи и даже бармицы. Наиболее ранние английские изображения бригандин относятся ко второй половине 13 века. Это надгробие неизвестного рыцаря из Уорчестершира и Гилберта Маршалла графа Пемброка из Лондона.
Русский пластинчатый доспех оказывал несомненное влияние на вооружение западных соседей, что отражено рядом рыцарских надгробий, скульптур и памятников станковой живописи. Введение жестких пластинчатых конструкций, очевидно было повсеместным и практически единовременным процессом. В некоторых регионах он начался раньше. Тем не менее это был единый общеевропейский процесс, результат единых тенденций в развитие военного дела и единого движения производительных сил.
Необходимость усиления защиты, естественно, коснулась и боевых наголовий. В Европе предпочтение все чаще отдавалось шлемам обтекаемых очертаний. Выпуклые или наклонные поверхности наиболее эффективно создавали отражающий момент, противодействуя тяжелому оружию. К концу 13 – в 14 веке все большую популярность завоевывают открытые шлемы или шлемы с улучшенным обзором: В Англии куполовидный бацинет, который в последствии оснастили подвижным забралом. Ограниченное хождение имели, видимо, и шлемы с полными наносниками. В Англии использовались шлемы с полями – «шапель – де- фер», которые надежно прикрывали лицо от секущих ударов, однако оставляли открытой шею и основание черепа. Для защиты этих участков со второй половины 13 века вошли в употребление боевые ожерелья «горжет» с высокими воротниками той или иной конструкции.
Вооруженный описанным образом рыцарь был трудно уязвим для холодного оружия. Поэтому все большее значение приобретает колющее оружие. Главной целью становилось отныне горло, подмышки, локтевые сгибы, подколенные впадины, основания стоп и оборотные стороны кистей рук. Кольчуга же гораздо хуже сопротивлялась уколам. Все большее распространение получает ударно-раздробляющее оружие, которое даже не пробивая защитный покров, приводило к контузиям и переломам. В результате к 14 веку появляется несколько групп наступательного оружия, способного эффективно поражать любое защитное снаряжение.
Итак, коренное различие внешнего облика английского и русского вооружения можно констатировать не ранее второй половины 13 века. Англия, как и вся Европа, стремилась к созданию все более полной и непроницаемой защиты, что привело к появлению в конце 14 века сплошного латного доспеха, который развился в последствии в «готический» доспех 15 века.
В 15 веке приоритет стал отдаваться восточным системам воинского убранства. При этом нередко использовалось европейское наступательное оружие. Огнестрельное оружие вообще шло в ногу с европейским, особенно после создания Оружейной палаты. В Европе, в том числе в Англии, продолжали проявляться некоторые традиционные тенденции. Например, имеется серия саладов со сфероконической тульей и приклепанным отдельно навершием. Тем не менее такие характерные черты, как навершие и сфероконическая геометрия, ясно оказывают на продолжение некой более древней традиции, которая могла прийти с Востока Европы.
Любовь и рыцарство.
В 12 веке в Южной Франции стал развиваться новый вид поэзии – короткие, лирические и технически сложные стихотворения, повествующие о глубоко личном, особенно о любви мужчины и женщины.
Поэтов средневековой Франции, писавших о любви и рыцарстве, называли трубадурами. Чаще всего аристократы по происхождению, они писали на языке langue d’oc (группа средневековых диалектов южной Франции, составивших современный провансальский) и создали поэтический стиль, резко отличавшийся от принятого на севере эпического стихотворчества. Однако, благодаря браку Элеоноры Аквитанской (отцом которой, кстати, был трубадур) с Людовиком седьмым в 1137 году. Лирика, воспевающая романтические отношения среди знати, стала распространяться на всю территорию Франции и за ее пределами.
Новое виденье любви.
Хотя этот жанр поэзии был предназначен главным образом для развлечения наиболее состоятельных сословий, стихи отражали поведенческие нормы и устои общества. Браки, часто заключавшиеся по расчету, чтобы породнить знатные семейства, давали супругам немного возможностей проявить истинную любовь страсть друг к другу. Кроме того, шевалье часто отправлялись на войну, оставляя жен в одиночестве, тоске и острой потребности в любви и ласке.
Почитание идеалов мужества и храбрости при исповедании истинно христианских ценностей привело к тому, что очень быстро кодекс рыцарства распространился среди высших сословий, на фоне чего взгляд на природу любви становился все более идеализированным. Однако при этом речь вовсе не шла о равенстве полов, поскольку именно рыцарь должен был угождать даме. Исполняя буквально любой ее каприз.
Под влиянием темы любви в арабской литературе (проникшей в Западную Европу через Палестину и исламские территории Испании благодаря крестоносцам), лейтмотивом нового стихотворного жанра стала преданность. Типичный сюжет: рыцарь, потерявший голову от любви к даме, которая либо замужем, либо помолвлена, клянется до конца своих дней верно служить ей, находясь, как правило, вдали от нее. Их любви никогда (за исключением редких случаев не суждено сбыться, и даже когда между влюбленными протягивается нить связи, она держится в тайне.
Обреченная любовь.
Важное место в куртуазной литературе того времени занимают многочисленные варианты пересказа античной истории о Тристане Изольде .Всепобеждающая страсть Тристана к жене своего дяди, короля Марка, вспыхнувшая после того, как влюбленные легкомысленно вкусили любовного напитка, вступает в противоречие с его рыцарским долгом верности своему королю .разрешить , которое в состоянии только смерть обоих влюбленных.
В итальянской литературе рыцарская любовь не только находит отражение, но и побеждает смерть в «Божественной комедии» Данте. Описывая свое видение рая, автор рассказывает о своей встрече с тенью древнеримского поэта Вергилия. Который вызывается сопровождать Данте В поисках его возлюбленной Беатриче, умершей в возрасте всего 24 лет. Однако сначала автор должен спуститься в ад ,где он встречает много грешников . в том числе влюбленных рыцарей. Обреченных на вечный путь верхом сквозь тьму и ветер за то что при жизни они не смогли совладать со своей страстью. Например, Паоло и Франческа охвачены настолько слепой и эгоистичной любовью друг к другу. Что это приводит их прямо к Сатане.
Впрочем Данте и Вергилий минуют повелителя тьмы и оказываются у подножья горы Чистилище, где человек очищается от грехов. На вершине горы находится рай, где Вергилий оставляет Данте, нашедшего наконец свою Беатриче. Она проводит его по всем кругам рая, становясь в его глазах еще прекраснее, пока они не приходят к самому Богу. Таков взгляд автора на любовь, как на блаженное чувство, ниспосланное нам свыше.
Приключения бритта.
Бритт отправляется в путь, памятуя о предупреждении девы, что сначала ему нужно найти волшебную перчатку, на которой должен усесться ястреб. Это послужит его пропуском во дворец.
На пути ему попадается золотой мост, охраняемый свирепым рыцарем, который бросает вызов нашему путнику. Несмотря на тяжелые раны бритт одерживает победу и великодушно дарит жизнь стражу моста. Однако оказывается что на том берегу реки стоит рыцарь, с не менее крутым нравом, который начинает с такой силой раскачивать мост, что бритту едва удается переправиться через него, после чего он беспощадно топит злодея.
Далее путь бритта приводит его на луг с душистыми травами, где его взору открывается обнесенный круглой стеной дворец, но близость цели оказывается обманчивой – к своему вящему удивлению, путник никак не может найти ни ворот, ни калитки, чтобы попасть, во двор замка. Несмотря на то, что вокруг нет ни души, у стен дворца стоят серебряные столы, ломящиеся от снеди и напитков, которые немедленно поглощает изголодавшийся бритт.
Правила любви.
Вдруг открывается потаенная дверь и появляется великан, размахивающий огромной булавой. «Как смел ты ступить на королевскую землю и вкусить с королевского стола без спросу?!», гневно кричал великан. Завязывается поединок, в котором бритт одерживает победу и дарует жизнь поверженному противнику, в благодарность за что тот ведет его к золотой колонне, поддерживая заветную перчатку.
Попав наконец во дворец короля Артура, бритт обнаруживает ястреба на золотом шесте. Преграждающая ему путь стража отступает при виде перчатки. Однако ему брошен новый вызов и бритт вступает в очередной поединок, как и предсказывала лесная дева. Удача улыбается ему и, сразив двух противников, победитель завладевает ястребом и привязанным к птице пергаментным свитком, на котором начертаны так называемые Правила любви – всего 31 правило, которые бритт должен донести до всех алчущих любовь. Только после этого его дама отдаст ему свое сердце.
Так или иначе, средневековое представление о рыцарской любви, воспетое трубадурами, еще долгое время привносило особый колорит в западноевропейскую литературу.
.
Заключение
Проанализировав тему рыцарской культуры, мы понимаем как сложна была ее структура. Рыцарство составляла в эпоху Средневековья достаточно обширную прослойку общественного слоя, а также занимала достаточно значимое место сословной иерархии. Рыцарство также играет важную роль в истории человечества, кто из нас не знаком с историей Крестовых походов?
Военное ремесло накладывало отпечаток на всю жизнь рыцаря. Уже с конца IX века по всей Европе строились хорошо укрепленные дома-замки, в наши дни многие из них являются архитектурными памятниками.
Под влиянием рыцарской культуры, сформировалось несколько новых направлений западноевропейской литературы, - появляется куртуазная литература. Куртуазная культура и куртуазная литература составляли одно целое. Историки отмечают, что в XIV-XV веках такие важные элементы жизни феодалов, как рыцарские ордена, турниры, ориентируются на литературные образы, превращаются в искусную и изощренную игру.
Дать четкое определение средневековому рыцарству довольно сложно. Рыцарство – феномен средневековья, один из наиболее ярких признаков той эпохи, было слишком многоплановым явлением, чтобы сводить его к обложке или к статуе в музее.