Философия языка. Метаязык

МИНИСТЕРСТВО ТРАНСПОРТА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

(МИНТРАНС РОССИИ)

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ВОЗДУШНОГО ТРАНСПОРТА

(РОСАВИАЦИЯ)

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ

ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ «САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ГРАЖДАНСКОЙ АВИАЦИИ»

(ФГБОУ ВО СПбГУ ГА)

КРАСНОЯРСКИЙ ФИЛИАЛ УНИВЕРСИТЕТА ГРАЖДАНСКОЙ АВИАЦИИ

Выполнил студент группы Д-31

Пензев Станислав Викторович

Проверил преподаватель Кафедры ОГСЭД Елизов А.Г.

Реферат по дисциплине

“ОСНОВЫ ФИЛОСОФИИ”

на тему

“Философия языка. Метаязык”




Красноярск 2020 г.

                                                                 Содержание
Введение…………………………………………………………………..… 3

Глава 2. Метаязык…………………………….. 8

Заключение…………………………………………………………………..… 14

Используемая литература………………………………………….…………. 15

                                               ВВЕДЕНИЕ

ЯЗЫК И ФИЛОСОФИЯ. Для современного этапа развития науки о языке характерна установка на переход от позитивного знания к глубинному постижению языка в широком теоретико-методологическом контексте. Эта установка находит свое выражение в том, что многие проблемы и темы, рассматриваемые ранее как «экстралингвистические», относящиеся к так называемой «внешней лингвистике», стали трактоваться в современной лингвистике как «интралингвистические» («внутренние»), имеющие непосредственное отношение к предмету изучения науки о языке, который стал пониматься при этом более широко – как духовная энергия и когнитивная активность человека, в отличие от чисто номиналистической интерпретации языка как системы знаков, характерной для предыдущего структуралистского периода.

ФИЛОСОФИЯ И ЯЗЫК
Проблема языка, объявленная в начале ХХ в. центральной проблемой философии, похоже, остается таковой и на пороге нового тысячелетия. Язык всегда был и остается предметом пристального внимания человека. Но теперь уже не только философы, но, пожалуй, все пишущие и говорящие, осознают язык как систему, управляющую нами. Слова Хайдеггера: «это не мы говорим языком, а язык говорит нами» принимаются как теми, кто считают его «домом бытия», так и теми, кто использует метафоры «мухоловки», «ловушки» или даже «тюрьмы». Из средства отображения мира и констатации положения дел, из способа выражения переживаний и чувств язык стал расцениваться как нечто самостоятельное и при этом не только неподвластное человеку, но и весьма упрямое и даже репрессивное по отношению к нему. «Язык, — говорил Р.Барт, — это плохой слуга, но хороший хозяин». Весь ХХ век проходил под знаком очень внимательного отношения к языку и осторожного его использования. Уже логические позитивисты указали на значительное число языковых ловушек, в которые попадают не только профаны, но и ученые и особенно метафизики. Дело не ограничивается софизмами и логическими ошибками, часть которых описал еще Аристотель в «Софистических опровержениях». Соблюдение логико-грамматических правил не гарантирует от затруднений, и поэтому программа логического анализа языка постепенно обрастала дополнительными методологическими нормами, регулирующими значение и смысл выражений. Так, еще Р.Карнап призывал к необходимости достроить грамматику и логику наукой о «логическом синтаксисе». Он указывал на тот факт, что существуют правильные, но при этом ничего не значащие и бессмысленные утверждения типа «Эта рыба пахнет голубым». Деятельность «логических эмпиристов» была ориентирована на поиски «идеального языка», свободного от недостатков естественного словоупотребления. В сущности, такая же ориентация характерна и для лингвистических и даже этно-культурных исследований. Следы «универсальной характеристики» Лейбница и «идеальной грамматики» школы Пор-Рояля остаются в большинстве специальных и философских теорий и вряд ли исчезнут в дальнейшем. Трудно представить как возможно рассуждение, коммуникация, понимание и перевод без таких ключевых понятий, какими являются «истина», «значение», «смысл», «информация».

Поворот в философии языка в ХХ столетии вызван обращением Витгенштейна к анализу обыденных речевых практик. Они отличаются от профессиональных языков тем, что используют не одну, а множество языковых игр. Поэтому Витгенштейн заменил понятие истины достоверностью, которую он определил на основе не научных или метафизических критериев, а норм и правил, выступающих формами жизни, установлениями и институтами. В естественном языке нет универсальных стандартов истины, предписывающих, наподобие морального кодекса, некие обязательные действия, которые на практике все равно не выполняются. Расцениваемые прежде как недостатки: нечеткость, бессистемность многозначность, зависимость от контекста и другие характеристики обыденного языка на самом деле оказываются важнейшими свойствами, обеспечивающими его продуктивность. Отказ от строгих, заранее и как бы независимо от речевых практик установленных абсолютных критериев значения в пользу контекстуально переплетенных, взаимозависимых дискурсивных и недискурсивных жизненных практик открыл совершенно новые перспективы проектов эмансипации перед философией ХХ в.

Это обстоятельство раскрывалось постепенно, по мере осознания репрессивности единообразных кодексов истины и морали, значения и смысла. Сомнения в безусловной значимости христианской морали, высказанные Ницше, вопрос Л.Шестова о праве разума диктовать критерии истинности всем остальным жизненным практикам, критика научно-технической формы рациональности экзистенциальными философами — все это породило потребность в новых методологических программах философии. Сомнение, протест и даже отрицание — всего этого недостаточно, ибо отвергнутое чаще всего возвращается под другим именем и скрывается за его респектабельным фасадом. Например, можно критиковать науку и призывать к возрождению человека на основе гуманистического дискурса. Однако, если этот дискурс останется непроанализированным и неочищенным от репрессивных установок, которыми он заражен в не меньшей степени, чем социально-политический или научно-технический языки, то возлагать на него надежды по меньшей мере наивно и опрометчиво.

Сегодня интерес философии должен сосредоточиться на гуманитарном дискурсе, который раньше не вызывал ни интереса у серьезных ученых, по причине своей «поэтичности», метафоричности, неинформативности, расплывчатости, ни подозрения у критиков идеологии, по причине своей возвышенности и моральности. Однако постепенно это отношение изменилось: под подозрением оказались не только идеология, но и техника, не только наука, но и литература. Внимательное и осторожное отношение к литературе вырабатывается далеко не у каждого, кто ее много читает и даже профессионально исследует. Исследователь должен любить свой предмет, чтобы потратить самое дорогое — собственную жизнь — на его изучение. Поэтому редко кто способен критически и скептически посмотреть на самого себя и предмет своей симпатии, не всякий рефлектирует по поводу любви, считая ее безусловной и самодостаточной. Но и любовь не всегда созидательна, и поэтому любое чувство требует такой же бдительности, как и поиски истины. Как ни странно, но чувство и форма симпатии оказываются решающими в выборе тех или иных и не только жизненных, но и профессиональных ориентаций. Это обстоятельство со всей силой обнаруживается при попытке сопоставления и открытия общего и отличительного в программах анализа языка Ф.Ницше, М.М.Бахтина, М.Фуко и Ж.Деррида. Язык имеет самый широкий спектр значений и оценок. В нем видят божественное начало и тайну. Язык как символическая система таит в себе загадку человеческого сознания и культуры. Сегодня популярен радикальный тезис: все есть язык. Идет ли речь при этом о символической нагруженности всего, что происходит с человеком — и тогда язык неотличим от сознания, действующего как понимание и осмысление — или же язык это просто форма жизни, в том смысле, что его значения неотделимы от упорядочивающих ее институтов и в этом смысле образуют саму систему порядка.

Метаязык
Метаязык — это любой естественный или искусственный язык (язык «второго уровня»), на котором описывается другой язык (язык «первого уровня»). То есть, в самом общем смысле, метаязык представляет собой некоторый язык описания какого-либо языка. Описываемый язык называют при этом языком-объектом. Так, при изучении английского языка в качестве метаязыка может выступать русский язык, как, впрочем, и любой другой естественный язык, а также некоторые искусственные языки. Иногда язык «первого уровня» называют «объектным» или «предметным» языком, фиксируя тем самым предметную (объектную) направленность языка-объекта. На этих языках описываются предметы, объекты, события, состояния окружающего мира или его фрагментов, то есть они являются дескриптивными, а термин «язык-объект» указывает на то, что такие языки являются объектами описания с помощью средств метаязыков. Однако последнее не является необходимым. В общем семиотическом значении метаязык понимается как всякая знаковая система, означающая некоторую другую, первичную знаковую систему. Понятие метаязыка считается одной из наиболее важных категорий современной логики, математики, философии и методологии науки, семиотики и лингвистики.

Различение языков-объектов и соответствующих метаязыков является относительным: любой из метаязыков (в этом случае он является языком-объектом) может стать объектом описания метаязыка более высокого уровня (мета-метаязыка). Кроме того, любой язык-объект (например некоторый естественный язык) может описываться на том же самом языке. Для описания языка-объекта в соответствующем метаязыке необходимо, чтобы метаязык обладал бóльшими выразительными возможностями, то есть был [логически] более богатым, чем описываемой с помощью его средств язык-объект. В некоторых случаях язык-объект и соответствующий метаязык могут совпадать, что, однако, не означает тождества этих языков, а только то, что они являются частями одного и того же, например естественного, языка. При этом языком-объектом является весь корпус соответствующего естественного языка, а метаязыком — множество его метаязыковых знаков и выражений, которые по своим выразительным, логическим возможностям должны быть не слабее языка-объекта. Так, роль метаязыка по отношению к языку-объекту выполняют правила его словообразования, синтаксиса и так далее, в общем случае — любые его фрагменты, которые используются для описания языка-объекта.

Смешение терминов (слов) и высказываний (осмысленных утверждений) метаязыка и соответствующего языка-объекта иногда порождает трудности в понимании и использовании языков человеческого общения и нередко приводит к серьёзным парадоксам. Так, нельзя сказать, что «Лошадь — это существительное», так как в данном предложении «лошадь» — это термин языка-объекта, а «существительное» — метаязыковой термин. Эта ситуация относительно простая, и трудность исчезает после небольшого исправления указанного предложения: «Слово «лошадь» — это существительное». Значительно бóльшие трудности возникают с известными ещё из Античности парадоксами (позднее их назовут семантическими), например с парадоксом «Лжец» критского философа Эпименида Кносского (VII или VI век до новой эры): «Один критянин сказал, что все критяне всегда лгут. Что он сказал — истину или ложь?» В данном парадоксе наряду с предметными терминами используется метаязыковое понятие «истина», причём не только для оценки соответствующего предметного высказывания, но и по отношению ко всему этому утверждению в целом. Подобные парадоксы представляют проблему и ныне.

Таким образом, с иерархией человеческих дескриптивных (описательных) языков и трудностями использования языков разных уровней человечество неявно сталкивалось, начиная с Античности (Ксенофан, Платон, Аристотель), во всяком случае со времени более или менее ясного понимания содержания метаязыковых терминов типа «истина». У античных философов возникает осознание связи логических антиномий с семантической амбивалентностью слова, его способностью обозначать как вещи, так и имена вещей. Так, Секст Эмпирик проводит различие между уровнями языка для устранения софизмов. Августин проводит различие между «именами вещей» и «именами имён». Схоласты продолжают данное различение в форме различия между «первичной интенцией» и «вторичной интенцией». Последняя принадлежит уровню метаязыка и включает такие метатермины, как «термин», «универсалия», «предложение», «род» и другие. Буридан использовал эту теорию для разрешения логических антиномий. Смешение первичной и вторичной интенций признавалось в качестве причины таких парадоксов как «Лжец». Схоласты разработали теорию суппозиций, то есть различных употреблений термина. Особенно значимы две из них: формальная суппозиция, как использование термина для обозначения предмета из некоторого класса предметов, и материальная, как использование термина для обозначения самого себя, в качестве имени самого себя (например, «слово состоит из пяти букв»). Логические антиномии возникают в результате их смешения. В металогических исследованиях средневековых философов проводилось также различие между именованием (номинацией) и означиванием (сигнификацией).

После схоластов традиция языковых металогических исследований прерывается, вплоть до возникновения математической логики в конце XIX — начале XX века Понятие метаязыка имплицитно используется уже в исследованиях Г. Фреге. Он рассматривает слова прямой и косвенной речи как знаки знаков, которым нельзя приписать их собственный денотат, но лишь «косвенный денотат», который совпадает с обычным смыслом соответствующего слова. «Косвенным денотатом» предложения является некоторое суждение. В теорию логического метаязыка внёс ряд важных результатов Д. Гилберт, который впервые провёл различение языка-объекта и метаязыка, однако без использования соответствующей терминологии, а применительно к различению «математики» и «метаматематики».

Термин «метаязык» вводят в употребление представители Львовско-Варшавской школы аналитической, термин используется у Ст. Лесневского, а в дальнейшем у А. Тарского. Из логиков Венского кружка проблемами метаязыка наиболее активно занимался Р. Карнап. Согласно Карнапу, метаязык включает выражения, соотнесённые со всеми элементами объектного языка: его знаками, качеством и связью выражений, а также правилами их образования и преобразования. Метаязык строится как часть обычного языка, расширяющая язык-объект рядом семантических понятий (истинности, ложности, эквивалентности и других).

А. Тарский заложил основы логической семантики Он доказал неопределимость понятия истинности средствами предметного языка и предложил семантическое определение истины, формализующее классическое определение Аристотеля. В этом определении истинность рассматривается как семантическая, метаязыковая категория. Им рассмотрены два возможных способа построения метаязыка:

1.   Семантические понятия вводятся в метаязык как исходные, а их свойства описываются посредством системы аксиом (что требует доказательство полноты и непротиворечивости семантической теории).

2.   Семантические понятия вводятся в метаязык посредством определений, тогда метаязык должен:

·    включать средства для описания синтаксиса объектного языка;

·    быть богаче объектного языка, то есть всякое выражение последнего должно быть переводимо на метаязык;

·    иметь не менее богатый, чем в языке-объекте, логический словарь;

·    включать переменные более высокого, чем в языке-объекте, порядка.

Естественные языки являются семантически замкнутыми. Это значит, что они включают как выражения с внеязыковой референцией, так и имена собственных языковых выражений плюс семантические предикаты «истинно», «ложно», «доказуемо» и другие. Поэтому Тарский не считал возможным распространение на них семантического определения истины и логических определений метаязыка и языка-объекта. Естественные языки — также предельно богатые семантические системы, то есть выполняют функции универсальной знаковой системы, метаязыка, на который можно перевести значения прочих знаковых систем. Это приводит к проблематичности использования логического определения метаязыка. Последнее предложил Ельмслев, противопоставив простой означивающей системе две комплексные: коннотативные и метаязыковые семиотики. В коннотативных языках форма выражения (означающее) в свою очередь является языком, в метаязыке же форма содержания (означаемое) есть первичный язык, то есть язык-объект.

С середины 1930-х годов различение понятий «язык-объект» и «метаязык» стало активно использоваться в исследованиях проблем математической логики и оснований математики. Несколько позже его стали применять в лингвистике, семиотике, в философии и методологии науки. В каждой из этих дисциплин применение термина «метаязык» при сохранении его общего значения приобретает некоторые специфические черты. Так, в логике и математике метаязык обычно понимается как средство изучения формализованных языков — логических и математических исчислений, или (в несколько иной формулировке) как формализованный или неформализованный язык, на котором формулируются утверждения метаматематики; в лингвистике метаязык рассматривается как средство построения металингвистики и так далее. При всём различии таких трактовок общепризнано, что метаязык должен быть богаче соответствующего языка-объекта, так как он должен содержать не только обозначения для всех имён и выражений последнего, но и фиксировать с помощью своих специфических средств их свойства и устанавливать различного рода отношения и связи между ними. Только в этом случае удаётся избежать различного рода парадоксов и антиномий при использовании иерархии используемых человеком языков. Богатые выразительные средства метаязыков логики, математики, лингвистики и других дисциплин позволяют формулировать на них метатеории соответствующих предметных областей научного знания.
                                              ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Филосо́фия языка́ — исследовательская область философии, выявляющая основополагающую роль языка и речи в познании и структурах сознания и знания.

Переход от философской классики к периоду философии языка связан с изменением объекта исследования: на место «идей» приходят лингвистические сущности — предложения и термины. Познающий субъект зачастую сдвигается на периферию познавательного процесса или вообще устраняется, и дискурс начинает рассматриваться как автономный

В то же время так называемый «лингвистический поворот» характерен для чрезвычайно широкого спектра современных линий развития философии, в него попадают феноменология и герменевтика, структурализм и постструктурализм. Современная философия считает в принципе проблематичным отвлекаться от языкового аспекта философских проблем. Начиная со второй половины XX века, все основные разделы философии испытывают как минимум стилистическое влияние философско-лингвистических ходов мысли

Таким образом, философия языка — это не просто отдельно взятое направление философских исследований (хотя возможны и более узкие определения, отождествляющие философию языка только с аналитической философией), но и особый стиль философского мышления, который связан с преимущественным интересом к вопросам о способах построения теорий и с изучением принципов упорядоченности средств выражения знаний

ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА И ИНТЕРНЕТ-ИСТОЧНИКИ:

Клини С. К. Введение в метаматематику. — М., 1957.

Чёрч А. Введение в математическую логику. — М., 1960.

Гастев Ю. А. Гомоморфизмы и модели. — М., 1975.

Драгалин А. Г. Математический интуиционизм. Введение в теорию доказательств. — М., 1979.

Гвишиани Н. Б. Язык научного общения (вопросы методологии). — М., 1986.

Смирнова Е. Д. Основы логической семантики. — М., 1990.

Смирнова Е. Д. Логическая семантика и философские основания логики. — М., 1986.

Смирнова Е. Д. Формализованные языки и проблемы логической семантики. — М., 1982.

Тарский А. Семантическая концепция истины и основания семантики. — В книге: Аналитическая философия. Становление и развитие. — М., 1998.

Фреге Г. О смысле и значении. — Фреге Г. Логика и логическая семантика. — М., 2000.

Фрейденталь Х. Язык логики. — М., 1969.

Сarnap R. Der logische Syntax der Sprache. — W.: 1934.

Tarski A. Logic, Semantic, Metamathematic. — Oxford, 1956.