Государственное Образовательное Учреждение Высшего

Профессионального Образования

Пермский Государственный Гуманитарный Педагогический  Университет

Исторический факультет

Кафедра Культурологии

Реферат:

Отражение мировоззренческой парадигмы в декоративно-прикладном

искусстве Прикамья и Приуралья эпохи раннего средневековья.

Выполнила: студентка 3 курса

932 группы

исторического факультета

специальность: Культурология

Ремезова В.Д.

Преподаватели: Титов А.В.

Игнатьева О.В.

Пермь 2013

 

 

содержание

Введение.. 2

глава 1. ИСТОКИ «ДАЛЬНЕГО ИМПОРТА» В ПРИУРАЛЬЕ в эпоху раннего Средневековья.. 3

глава 2. Культурные особенности Пиуралья.. 18

заключение.. 21

список литературы... 22

Приложение. 23

Введение

В произведениях искусства отразилась духовная культура населения Прикамья, в которой прослеживаются магия, календарная символика, шаманство, зооморфные культы и другие черты, связанные с ведущими идеями эпохи и органически введенные в общую духовную культуру.

Изучение вопросов истории искусства этого времени представляет не только теоретический интерес, но и является актуальным для современной художественной практики, образования, культурологии, регионологии, истории искусства, особенно в плане выявления истоков этнокультурных традиций народов Урала и Прикамья. Внимание к народному изобразительному искусству, его истории, создававшимся широкими массами населения, было и остается одной из лучших традиций российской археологии, этнологии, отечественного искусствоведения, приобретающих в современных условиях особую актуальность.

Историческое и художественное наследие этой эпохи представляет собой бесценный слиток большого мировоззренческого явления со своей образной системой. Картина (образ) мира, существовавшая в эту эпоху, вызывает исключительный интерес как феномен сложной, синкретичной культуры, которая проявляется как в слитности, взаимосвязанности всех видов искусства.

Научный, образовательный и общественный интерес к искусству и миропониманию данной эпохи имеет ярко выраженную направленность к росту и не утратил своего значения особенно в настоящее время, когда происходит переоценка ценностей в понимании того, какие мощные пласты культуры лежат в основе нашего современного научно-культурного потенциала. Древнее искусство, вместе с возрождением народного искусства, сохраняющем традиции и национальное самосознание, его дальнейшее исследование, применение в отечественном образовании, возрождение силы и духа народной культуры - одна из актуальных задач общекультурного процесса.

глава 1. ИСТОКИ «ДАЛЬНЕГО ИМПОРТА» В ПРИУРАЛЬЕ в эпоху раннего Средневековья

Основная масса исследователей, занимавшихся «восточным серебром», датировала монеты, сосуды, украшения временем правления Сасанидов, с III по VII в.. Клады, содержащие византийские монеты и сосуды, укладывались, по мнению ученых, в более короткий промежуток – VI–VII вв.

Раскопки, проведенные на Стрелкинском городище, позволили датировать его VI–VII вв. н.э. и уверенно отнести к неволинской культуре. Подобная история произошла и с Бартымскими кладами. При стационарных работах выяснилось, что Бартымское I селище относится преимущественно к неволинскому времени и датируется VII–IX вв. н.э. И таких случаев немало.

Идею о связи кладов с поселениями сылвенской культуры без должной критики восприняли специалисты в области восточного импорта Прикамья, и она в последнее время стала аксиомой. Вслед за В.Ю.Лещенко, В.П.Даркевич считает, что основная масса восточного серебра и византийских блюд поступила в Прикамье не ранее IX в..

Сейчас следует признать ошибочность этого мнения. Дополнительным аргументом в пользу поздней даты кладов восточного серебра в Северном Прикамье были находки в некоторых из них шейных гривен глазовского типа. Основная масса этих предметов действительно датируется IX–XI вв. Но благодаря изысканиям А.Г.Иванова выяснилось, что по могильным комплексам появление гривен глазовского типа в Чепецком бассейне относится к VIII–IX, VIII и даже к VII в.. Обращает на себя особое внимание и отсутствие классических гривен IX–XI вв. на территории неволинской культуры.

Сылвенская культура была выделена в свое время ошибочно, о чем неоднократно писал И.Ю.Пастушенко. Из памятников в Сылвенском поречье достоверно к X–XIV вв. можно отнести небольшие выборки из Бартымского I селища, Верх-Саинского I и Лобач городищ, а также могильники Усть-Кишертский и Селянино озеро. В целом же этот край после IX в. оставался малозаселенным и многочисленные находки восточного и византийского импорта не могут быть связаны с каким-либо конкретным населением. Очевидно, основная часть «дальнего импорта» поступила в бассейн Сылвы значительно раньше[1].

Анализ материальной культуры, в том числе и импорта, отчетливо показывает, что в историческом плане неволинская группа, прекратившая свое существование в IX в., хронологически существенно отличается от ломоватовской (Верхнее Прикамье) и поломской (бассейн р. Чепцы), которые продолжали существовать и в более позднее время.

Конечно, предметы из Средней Азии поступали в Прикамье и после IX в., но это было связано уже с торговлей с Волжской Болгарией.

Картографирование ранних кладов и монетных находок свидетельствует, что восточное серебро попадало первоначально к населению бассейна р. Сылвы (неволинская АК), и лишь затем в Верхнее Прикамье (ломоватовская АК). В первом регионе известны 13 пунктов находок монетного серебра с 408 монетами византийского, сасанидского и среднеазиатского происхождения, из которых 98 экземпляров связаны с погребальными памятниками ареале ломоватовской культуры известны 15 памятников с находками 82 монет, из которых 49 связаны с могильниками. Очевидно, что на Сылве оседало большее количество монетного серебра, вероятно, потому, что оно поступало в Прикамье именно через бассейн р.Сылвы.

По мнению З.А.Львовой и Е.В.Голдиной, в средневековье ближневосточные бусы также поступали в Прикамье прежде к неволинскому населению, а затем распространялись на соседние территории. Наиболее показательна ситуация с сердоликовыми бусами. Массовое производство последних было налажено в Иране и прекратилось с арабским завоеванием в 642 г. Поступление их в Прикамье шло параллельно с притоком большей части монетного серебра и предметов торевтики. В материалах неволинских могильников сердоликовых бус обнаружено 569 экземпляров (Верх-Сая 441 – 14,7%, Неволино 112 – 14,6%, Сухой Лог 16 – 5,2%). В ломоватово они выявлены только в Аверинском II могильнике (43 экз., 2,37%). В Сылвенско-Иренском поречье сконцентрированы наиболее ранние клады, содержащие импортные изделия различного происхождения (из сасанидского Ирана, Хорезма, Согда, Византии) не позднее IX в. (Комаровский, Куриловский, Стрелкинский и др.). Все это указывает на то, что бассейн р. Сылвы играл важнейшую посредническую роль в начальном поступлении восточного импорта и его дальнейшем распространении в Прикамье. Другая проблема – откуда поступал «дальний импорт» на Каму. В настоящее время предпочтительны два варианта: Кавказ либо Средняя Азия.

Эти территории в середине I тыс. н.э. связывали непростые отношения. Византия и Сасанидский Иран соперничали друг с другом за окружающие их богатые земли. Сасанидский Иран с момента своего возникновения вел активную политику в Средней Азии, которая выражалась как в военных действиях, так и в «умиротворении» своих северовосточных и восточных соседей. В силу этого в Средней Азии оседало значительное количество серебра, полученного в качестве подарков, дани, контрибуций, выкупов за пленных, свадебных даров. Византийский же импорт мог попасть как в Сасанидский Иран, так и в государства Средней Азии. Связи Приуралья с Кавказом и Причерноморьем имели давние традиции. Они прослеживаются по разным видам источников по меньшей мере с начала I тыс. до н.э., а может быть и раньше.

Из Причерноморья и Кавказа в Прикамье систематически поступали бусы, бронзовые и железные предметы, вооружение, глиняная и бронзовая посуда, различные типы украшений: височные подвески, фибулы, наборные пояса. Для интересующего нас времени – VII в. в связи с Бартымскими кладами важна интереснейшая категория византийских импортных вещей – плетеные золотые и серебряные цепи, застежка от одной из которых найдена в Бартымском кладе 1950 г.. Эти предметы – цепи и застежки к ним столь оригинальны, что приходит мысль о производстве их в одной или нескольких, но технологически очень близких мастерских. Цепи из драгоценных металлов – одно из любимых украшений богатых женщин, начиная с античности, – систематически встречались в эпоху эллинизма, римское время и в средние века. Они были широко распространены как на Западе, так и на Востоке.

Золотые цепи сложного плетения были найдены дважды в районе г. Уфы. В 1878 г. около д. Новиковки при добыче известняка обнаружено разрушенное мужское захоронение, в котором наряду с другими вещами была найдена золотая цепь весом около 30 золотников (127,98 гр.) с серебряным наконечником и отломанным серебряным крючком длиной 9,5 вершков.

Другая золотая цепь обнаружена в 1959 г. в г. Уфе, на проспекте Октября при земляных работах. Она также была сделана путем сложного витья из массивных спаянных колечек. Цепочка вместе со стержнем имела длину 93 см, вес 308 г, пробу металла – 958.

Хорошо сохранившаяся серебряная цепь гривна происходит из погребения 115 могильника Такталачук, исследованного Е.П.Казаковым в низовьях р. Белой. Возле костяка обнаружены, помимо плетеной гривны, костяные накладки лука, железный нож и глиняный сосуд. Серебряная гривна имеет общую длину 61 см и вес 166 г. Е.П.Казаков датировал средневековые захоронения могильника Такталачук второй половиной VI – первой половиной VIII в.

Совершенно аналогичная цепь – гривна с такой же системой застежки, как в Такталачуке, происходит из Шестаковского клада, найденного в устье р.Иргины, левого притока р.Сылвы

Подобные плетеные гривны из серебра известны и на памятниках ломоватовской культуры: в Ташкинском и Георгиевском кладах, а также в погребении 13 Агафоновского I могильника (см. приложение). Гривна из Агафоново I имела длину 32 см, ширину грани – около 1 см. Хорошо сохранилась застежка-крючок с шишечкой на конце и прямоугольной пластиной в основании, украшенной, как и в такталачукском экземпляре, четырехлепестковой розеткой и мелкой зернью по краям.

Аналогичная цепь (см. приложение рис.2 -3) найдена в 1929-1930 гг. в Подчеремском кладе на Северном Урале, на правом берегу р.Подчерема (Подчерье), правого притока р.Печоры. В.А.Городцов описывает ее так: «металлическая цепочка сложного витья, гибкая, в разрезе четырехгранная. Оба конца цепочки вправлены в цилиндрики… Длина цепочки 45 см, диаметр концевых цилиндриков около 1 см». Появление этого предмета столь далеко на Севере не удивляет. В составе Подчеремского клада довольно много вещей прикамского облика. Контакты Верхнего Прикамья с Припечорьем имели давние истоки, лежавшие еще в эпохе камня и длящиеся до современности. Известный русский писатель С.В.Максимов, побывавший на Печоре спустя 1200 лет со времени появления там подчеремской плетеной гривны, красноречиво описывает характер торговых отношений пермян из г. Чердыни и населения Припечорья: «Жители пермского городка Чердыни и его уезда являются на Печору в каюках и полубарках. Полубарка – грузовое судно с отлогой крышей на два ската, длиной 8-12 сажен, шириной 3½-5½; глубиной по борту до 1½ сажен. Груза поднимают они от 2 до 3 тыс. пудов. Каюки длины одинаковой с полубарками, шириной от 3-4½ сажени, с каютой в корме; вершина носа загибается внутрь судна. Груза подымают от 7 до 9 тыс. пудов. Чердынцы, на возвратном пути своем домой, по Малой Печоре встречают пороги (числом до 3-х), а при соединении ее с Большой – заструги (песчаные отмели) и потому разгружают суда свои до половины на повозки, находящиеся наготове у пристаней Подчерья (в 700 верстах от Пустозерска) и близ Усть-Шугоры (в 850 верстах оттуда же).

Пристают у Якшинской пристани уже в Чердынском уезде. Чердынцы привозят в этих судах хлеб – в виде муки ржаной, крупчатки, круп, гороху, солоду – и товары: простые белые холсты, крашенину, синие пестряди, довольно значительную часть чаю (печорцы до него страстные охотники, как самоеды до вина), русский сахар, ситцы, сукна, бумажные и шелковые платки, косы, ножи, железные гвозди и часть свинца». Так что этот путь из Перми на Печору был известен населению во все времена.

Бронзовый крючок – застежка от гривен подобного типа (см. приложение) обнаружен в Поломском I могильнике в верховьях р. Чепцы. Но иной материал (не серебро), нечеткость формы (шишечка не круглая), грубость выделки явно свидетельствуют о местном подражании[2].

Таким образом, все серебряные гривны Приуралья объединены многими признаками. Они выполнены в характерной манере – из оригинальной формы колец, при переплетении образующих четырехгранный, подвижный жгут, создающий впечатление «живой, движущейся змеи». Эти предметы отличаются особенными деталями застежки в виде длинного крючка – стержня с утолщением-«шишечкой» на конце, которое продевалось в круглую петлю. И крючок, и петля часто украшены прямоугольными пластинами с напаянными на нее гнездами для вставок в виде четырех-лепестковой розетки и окружностью в центре, обрамленной по краю пояском зерни. Иногда концы гривны вправлены в серебряные цилиндрики.

Технология изготовления таких цепей известна в отечественной литературе по публикациям И.П. Засецкой и Р.С. Минасяна. Цепи изготовлены в технике double loop-in-loop, т.е. каждое звено состоит из двух колец, образующих путем сжатия с боков эллипсоидные фигуры, согнутые так, что округлые концы оказываются расположенными параллельно друг другу. Затем следующее звено, сделанное таким же образом, пропускается через концы предыдущего и т.д. Цепи такого плетения в разрезе имеют прямоугольное сечение. Подобные изделия исполнены, как считает И.П. Засецкая, в традиционной художественной манере греко-римского ювелирного искусства, воспринятой византийскими мастерами, использовавшими одинаковые приемы: шарнирное соединение деталей, зернь, скань, филигрань, цветные вставки из стекла и полудрагоценных камней. Р.С. Минасян также полагает, что такие изделия были сделаны византийскими мастерами. И.П. Засецкая, изучавшая комплекс раннего средневековья из погребения возле местечка Михаэльсфельд (совр. с. Джигинское Краснодарского края) в северо-восточном Причерноморье, где наряду с другими вещами обнаружена золотая цепь подобного же плетения, что и прикамские серебряные гривны, датирует ее серединой – второй половиной VI в. В.Н. Залесская относит эту цепь к середине VI в. и предполагает, что она была сделана в Константинополе. Две золотые цепи аналогичного плетения происходят из погребений 1 и 2 могильника Морской Чулек в Придонье. По мнению И.П. Засецкой, могилы относятся ко второй половине или концу V – началу VI в. В.Н. Залесская датирует цепь из погребения 2 Морского Чулека второй половиной V в. и считает ее продуктом константинопольских мастерских. Подобные цепи из золота известны среди находок из собрания В.Г. Бока (хранится в Государственном Эрмитаже), датируются В.Н. Залесской VI в., В Ольвийском кладе она отнесена И.П. Засецкой ко второй половине V в., среди находок в Сирии, по И.П. Засецкой, – конец V – первая четверть VI в., в Керчи, в могильнике V в. Покровск-Восход Саратовской области. Золотые цепи из уфимских находок И.П. Засецкая относит ко второй половине VI – началу VII в.. Очевидно, приуральские цепи подобного плетения из серебра также были сделаны в мастерских византийского круга на рубеже VI–VII вв. Поскольку эти изделия обладают целым рядом общих признаков, можно предположить, что они были изготовлены в одной мастерской и, скорее всего, поступили в Приуралье одновременно в одной партии.

Плетеные серебряные гривны красноречиво указывают на путь их поступления – по р. Белой (Новиковское погребение, Уфимские находки, могильник Такталачук), ее притоку Уфе, по р.Иргине – на р. Сылву (Шестаковский, Бартымский 1950 г. клады), затем по р.Каме на территорию ломоватовской культуры (Агафоновский I могильник, Ташкинский, Георгиевский клады) и еще севернее на р.Печору (Подчеремский клад). Скорее всего, торговцы передвигались по р. Белой, ее правобережному притоку – р.Уфе, затем перемещаясь к ее верховьям, примерно в среднем течении р.Уфы могли достичь устья ее небольшого правого притока – р.Сарс, верховья которого располагаются недалеко от верховий р. Ирени и Иргины – основных южных рек неволинской культуры. Водораздел между реками Сарсом и Иренью составляет 10-15 км.

Связь Сылвенского поречья с башкирскими землями подтверждается находками кладов художественной утвари III–VII вв. на р. Белой и Уфе (Стерлитамак, Красная поляна, Уфа, Алкино). Возможно, к этому же времени относятся утраченные клады с неизвестной датировкой, найденные на этой же территории (Асламбаево, Анненское). Об этом пути свидетельствуют и предметы из Шестаковского клада, обнаруженного в 1857 г. возле д. Шестаково, недалеко от впадения р.Иргины в р.Сылву. В него входили, кроме монет, серебряный кувшин восточной работы, серебряная витая гривна с застежками (см. приложение), серебряные подвески и серьги, обломки золотых перстней, хрустальные и сердоликовые бусы. Вероятно, сокровища Шестаковского клада были платой за дальнейшее продвижение торговцев на территорию неволинской культуры. Особый интерес представляет Усть-Сылвенское жертвенное место, которое закрывало вход в сылвенский бассейн с севера, располагаясь в устье этой реки, примерно в 25 км от Бартыма вниз по р.Сылве. Усть-Сылвенское жертвенное место находится на одноименном городище, где на площади 1412 м² обнаружены четыре серебряные брусковидные слитка, 200 бусин из сердолика, хрусталя или стекла, а также височные и шумящие подвески, поясные накладки, фрагмент серебряного перстня, вставка для перстня из крупного аметиста.

Замечательной находкой являются четыре серебряных слитка в форме длинных прямоугольных брусков. Все они были намеренно сломаны в древности. По предположению Р.Ф. Вильданова, целые экземпляры могли иметь среднюю длину 166 мм при весе около 100 г. Р.Ф. Вильданов считает, что диаметр и форма слитков соответствуют гексаграммам Ираклия и, вероятно, они служили заготовками для изготовления монет. «Находка заготовок монетного производства является уникальной, поскольку, во-первых, является подтверждением изготовления монет на византийском дворе по проволочной технологии, впоследствии распространенной на Руси и в Золотой Орде, а во-вторых, свидетельствует о том, что византийцы не всегда успевали отчеканить необходимое количество монет к условленному сроку и расплачивались с наемниками серебряными слитками – заготовками. Характерный внешний вид монет также свидетельствует о том, что монетные заготовки сперва нарубались из серебряных слитков-стержней, плющились ударом молота, а уже потом подвергались монетному чекану». На Усть-Сылвенском жертвенном месте найдены шесть монет – гексаграмм подобного достоинства, что и в Бартымском кладе, чеканки 615-632 гг. в правление Ираклия II и Ираклия Константина. По заключению Р.Ф.Вильданова, эти монеты были изготовлены теми же штемпелями, что и бартымские и шестаковские.

Исследователи неоднократно отмечали, что византийское, сасанидское и среднеазиатское серебро, возможно, проникало в Прикамье одними и теми же путями и даже в одном потоке. Подобную точку зрения поддерживает и Р.Ф.Вильданов, он считает, что «дальний импорт» поступал в Прикамье партиями, составляющие которых затем расходились по пермской земле. Одну из таких партий и представляют собой находки Шестаковского клада, Усть-Сылвенского жертвенного места и Бартымского комплекса. Это положение доказывается удивительным сходством набора монет: на всех трех памятниках наряду с византийскими гексаграммами Ираклия II обнаружены монеты ранних Сасанидов, исключая Хосрова II, хорезмийские монеты Бравика, а также в двух случаях – в Бартыме 1950 г. и Шестакове – детали серебряных плетеных цепей. В Усть-Сылве, Бартыме 1950 г. и Шестакове обнаружены также монеты, чеканенные одними штемпелями. Можно уверенно говорить, что все импортные вещи Бартымских кладов северо-восточной группы, Шестаковского клада и Усть-Сылвенского жертвенного места попали в Прикамье одновременно в первой половине VII в.

Время поступления ценностей и время выпадения северо-восточной группы Бартымских кладов и появления Бартымского I могильника вряд ли разделены десятками лет. Ведь 272 византийские монеты так и не успели разойтись по округе, ими дорожили, раздавая лишь небольшими частями по 6-10 экз. (Шестаково, Усть-Сылва). Вероятно, эти появившиеся одновременно престижные предметы и спровоцировали нападение на Бартымский I поселок. Скорее всего, это было сделано какой-то близкой группой населения, которой стало известно о существовании ценностей.

На бартымских материалах также можно решить более определенно и вопрос о том, откуда пришел импорт. Несмотря на обилие различных предположений, наиболее верной остается высказанная Ф.А.Теплоуховым первая точка зрения о существовании сухопутного пути из Средней Азии для доарабского периода и пути по Волге для периода связей с арабским Востоком. В.В.Кропоткин обратил внимание на то, что состав кладов VII в., содержащих византийские гексаграммы, на территории Прикамья и Закавказья очень близок, и это является, по его мнению, свидетельством существования прямого торгового пути, соединяющего эти районы. Он считал, что сасанидские монеты проникали в Прикамье не сухопутным путем из Средней Азии, а вместе с византийскими монетами из Закавказья, так как в Средней Азии зарегистрирована только одна серебряная византийская монета VII в.

И.Ю.Пастушенко считает, что византийский импорт поступал в Прикамье через посредничество хазар, получивших достаточно много престижных ценностей в результате военного сотрудничества с Византией. Однако исследования А.В.Комара показали, что выплаты варварам Византия производила, преимущественно, в золотых солидах. В Прикамье же обнаружена в погребении 158а Деменковского могильника лишь одна бронзовая монета, покрытая тонким слоем золота – индикация золотого восточно-римского солида середины VII в. императора Константа (641-668 гг.) (определение Р.Ф. Вильданова). Монета предположительно чеканена в Константинополе в 641-651 гг. для продажи варварам. О хазарском следе в ее истории свидетельствует граффити – знак «SS» на древнееврейском языке.

Путь вдоль Волги вряд ли активно использовался в начальный период поступления восточного серебра в Приуралье (до VIII в.), на что указывает отсутствие на Средней Волге и Нижней Каме (территория именьковской культуры) в V–VII вв. кладов с сасанидскими, среднеазиатскими и византийскими сосудами, а находки сасанидских монет немногочисленны. Как известно, хазарский каганат существовал со второй половины VII в. до 965 г. Политическая активность его в Восточной Европе и связанная с ней торговля падают преимущественно на VIII–IX вв. и потому вряд ли Хазария имеет прямое отношение к появлению в первой половине VII в. в лесной полосе бартымских древностей византийского происхождения. Археологическое отражение хазарского каганата, в котором под главенством хазар обитали болгары, аланы и другие народы – салтово-маяцкая культурная общность, располагавшаяся в степной и лесостепной части Северного Причерноморья. Она датируется серединой VIII – первой половиной Х в., что также демонстрирует хронологическую лакуну в 100 лет между бартымскими древностями второй четверти VII в. и хазарами. Очевидно, преувеличивать роль хазар в Прикамье не следует. Учитывая хронологию хазарских древностей, необходимо, повидимому, больше внимания уделять сравнению не с хазарскими материалами, а с болгарскими. Болгары появились в непосредственной близости от неволинской территории на рубеже VII–VIII вв. Хазарское воздействие на ломоватовское и поломское население было существенным во второй половине IX – Х вв., когда неволинская культура уже не существовала.

Наиболее предпочтителен вариант истока бартымских древностей – Средняя Азия. Об этом убедительно свидетельствует бухарская (согдийская) надпись на византийском сосуде из Бартыма, найденном в 1925 г., датируемая В.А.Лившицем и В.Г.Лукониным временем не позднее конца VI – начала VII в. Игнорировать этот факт невозможно.

На сосуде имеется еще и курсивная, нечетко читаемая согдийская надпись. Из Пермского края происходит сасанидский серебряный кувшинчик с изображением фигур жриц под арками также с бухарскими письменами. Более многочисленна посуда с самаркандскими (согдийскими) надписями. В частности, три блюда с письменами этого варианта найдены в устье р. Иргины (Нижне-Шахаровский клад), недалеко от Шестаковского. На одной чаше без рисунков надпись врезана на внешней стороне, на второй – сасанидской – с изображением Шапура III, охотившегося на кабанов, надписи – среднеперсидская и согдийская – нарисованы на дне блюда. Надписи нанесены, несомненно, на разных территориях и по приказу разных лиц. На третьей сасанидской чаше с изображением богини со львом, шестью медальонами с протомами животных и фигурами гладиаторов надпись располагалась на внешней стороне блюда в две строки. В состав клада входили еще одна чаша без изображений неизвестного происхождения, а также серебряное хорезмийское блюдо с изображением всадника и хорезмийской надписью, датируемое VII – началом VIII в.

Самаркандская (согдийская) надпись выявлена и на блюде из Климовского клада в окрестностях г. Кудымкара. На дне сасанидского блюда с изображением Шапура III и леопарда врезана небольшая надпись. Кроме него, в составе клада имелись еще два сасанидских блюда: «часы Хосрова» и блюдо с изображением тигрицы у дерева; византийское блюдо с изображением пастуха среди стада, ведро с розеткой на дне, блюдо с розеткой из Средней Азии, два византийских блюда с крестом. Еще один сосуд с самаркандскими (согдийскими) письменами, нанесенными на внешней стороне сосуда, происходит из д. Керчево Соликамского уезда Пермской губернии.

На нем изображена сцена охоты Варахрана на кабанов. В.А.Лившиц и В.Г.Луконин определяют письмо надписи как раннюю разновидность самаркандского согдийского алфавита. Таким образом, согдийские (как бухарские, так и самаркандские) надписи на импортных (сасанидских и византийских) сосудах весьма представительны. Численно преобладают самаркандские.

Бухарский след остался и на некоторых монетах, обнаруженных на Верх-Саинском могильнике в 2 км от Бартыма. Здесь из могил 29, 45, 91 и из слоя дерна происходят четыре бухархудатские монеты – подражания драхмам Варахрана V (420-438 гг.), отчеканенные в VI в. в Мерве. На лицевой стороне их имеется надчекан – тамга Бухары.

Очевидно, что собрания сокровищ, поступившие в Приуралье, сформировались главным образом в Бухаре и Согде. Важно, что в составе кладов из Бартыма, Шестаково и Усть-Сылвы, а также Бесштаново (4 экз.), наряду с византийскими и сасанидскими (без Хосрова II), присутствуют хорезмийские монеты Бравика. Уникально и медное литое подражание хорезмийской монете Бравика хорошего качества, происходящее из находок Г.А. Бординских на севере Соликамского р-на Пермского края (электронное сообщение Р.Ф.Вильданова в адрес Р.Д.Голдиной от 20 апреля 2009 г.). Поскольку Хорезм отделяет от Самарканда (Согд) всего 10 дней конного пути, ничего нет удивительного в том, что они появились в Бухаре или Согде. Хорезмийские монеты более поздней поры – Каника, первой половины VIII в. присутствуют в погребении 230 Неволинского могильника и Сафшафана, середины VIII в.

В поступлении хорезмийского импорта можно выделить по меньшей мере три, а может быть и больше импульсов: один – во второй четверти VII в. (монеты Бравика), второй – в начале VIII в. – монеты Каника и бартымские хорезмийские сосуды производства 700, 703 или 713 и 714 гг. и третий – хорезмийские монеты Сафшафана, Абдаллаха Ибн Тахира середины VIII в. Вероятно, хорезмийские сосуды второго потока были одной из последних серий посуды, изготовленной в Хорезме как самостоятельном государстве, так как общеизвестно, что Бухара в 709 г., а Самарканд и Хорезм в 712 г. были завоеваны арабами. Вскоре, в связи с наступлением ислама, хорезмийская и другие среднеазиатские школы торевтики перестали существовать, так как духовный мир ее мастеров был чужд мусульманству.

Предварительные подсчеты показали, что из всего поступившего в Прикамье дальнего импорта драгоценной посуды византийская составляет чуть более 15%, сасанидская – 16, вся остальная – около 70% – происходит из Средней Азии. При этом доля хорезмийского импорта едва превышает 7%.

Наибольшее количество серебряных сосудов происходит из Согдианы и восточных районов Средней Азии. Благодаря работам Б.И.Маршака, выяснена значительная роль в создании среднеазиатской торевтики мастеров из Согдианы. Им выделены четыре согдийские школы ремесленников, определены их технологические и художественные признаки, обозначены хронологические реперы. Коллекция посуды среднеазиатского производства продолжает пополняться в последние десятилетия, о чем свидетельствуют чаши из Аверинского II, Концовского и Тат-Боярского могильников VI–VII вв.. Становится очевидным, что дальний импорт шел в Приуралье из Средней Азии.

Именно здесь происходило смешение монет и драгоценной посуды, с чем мы имеем дело и в Приуралье. Например, близ Самарканда в Чилекском кладе начала VII в. вместе обнаружены сасанидское блюдо, эфталитская и две согдийские чаши.

Учитывая появление множества фактов близости прикамского импорта с согдийской культурой можно с большей долей уверенности предполагать, что как сасанидский, так и византийский импорт поступали через Согд. Исходными пунктами были Бухара и Самарканд. Скорее всего, движение товаров шло по северному ответвлению великого шелкового пути, через низовья Сырдарьи, вдоль северного побережья Аральского моря, низовья Иргиза и Тургая (Тургайская ложбина) в район Орска и далее по рекам Урал, Белая в Сылвенское поречье.

Это аргументируется значительным сходством материалов неволинской и джетыасарской культуры, расположенной в низовьях Сырдарьи, в Восточном Приаралье, через территорию которой проходил северный вариант великого шелкового пути. Этот регион на карте В.П. Даркевича среди областей, откуда вывозили на север произведения художественного ремесла, отсутствует и стал известен в последнее время благодаря работам Л.М.Левиной. Сходство неволинской и джетыасарской культур проявляется в наборах бус, поясной гарнитуре, височных подвесках, бронзовых зеркалах, деревянных сосудах и других изделиях.

Второй путь через Хорезм, южное побережье Аральского моря, через плато Устюрт, верховья Эмбы и Ори, на реках Урал и Белую и далее на север до верховий Ирени и Иргины стал активно функционировать, вероятно, в VIII в. (хорезмийские монеты и сосуды). В конце VIII в. был открыт степной путь из Хорезма к устью Камы: восточнее Волги через плато Устюрт, с переправой в среднем течении Эмбы и Урала. Он стал использоваться систематически в болгарское время. Этим маршрутом прошло посольство Ибн-Фадлана в г. Болгар. «Караваны постоянно ходят от них (болгар) в Хорезм, что в хорасанской земле, а из Хорезма к ним, но дорога пересекает кочевья других тюрков и караваны должны охраняться от них», – писал Масуди. Сухопутное путешествие из Волжской Болгарии в Хорезм длилось три месяца[3].

Таким образом, анализ Бартымских кладов позволил по-новому осветить некоторые принципиальные моменты в истории населения Пермского края в эпоху средневековья. Появление восточного импорта в Прикамье сыграло огромную позитивную роль в социально-экономическом ускорении развития региона. Престижные ценности из дальних областей шли мощным потоком в V в. и особенно в VI–VIII вв., и включение прикамского населения в крупномасштабную международную торговлю служило серьезным источником обогащения знати и создавало условия для социальной стратификации общества. Знать накапливала дорогую утварь, монеты, украшения. Для поддержания торговли на должном уровне требовался больший прибавочный продукт, чем было необходимо для удовлетворения только собственных нужд. Это явилось стимулом для усиления эксплуатации соплеменников. Возникали более сложные потестарные структуры – общинная знать, усиливалась роль вождей, в руках которых и были сосредоточены ценности, – инструмент эксплуатации. Возникла реальная возможность увеличить свои богатства, отняв их у своих соседей.

глава 2. Культурные особенности Пиуралья

Одни исследователи, изучавшие указанное явление в культуре средневекового населения Среднего и Северного Приуралья (Д.Н. Анучин, И.И. Толстой, И.Н. Смирнов, Н.И. Кондаков, Ф.А. Теплоухов), видели истоки пермского звериного стиля в искусстве Передней и Южной Азии, другие (А.В. Шмидт, А.М. Тальгрен) связывали его генезис со скифоэллинским миром, третьи (П.И. Мельников, А.А. Спицын, А.П. Смирнов, В.А. Оборин, Л.С. Грибова, А.С. Сидоров и др.) являлись сторонниками теории автохтонного его формирования на базе местной языческой мифологии. Безусловно, пермский звериный стиль в искусстве древних народов Среднего и Верхнего Приуралья - явление сложное, имеющее различные источники. Прежде всего, это внутренние в виде местных финно-угорских мифологических традиций и внешние источники, которые, по мнению ряда ученых, подготовили значительную иконографическую базу для создания высокохудожественных изделий в культовой пластике населения Среднего и Верхнего Прикамья, а также Северного Приуралья.

К началу Великого переселения народов (IV в.) культовое медно-бронзовое литье из знаменитых костищ гляденовской культуры, где найдены самые ранние образцы классического пермского звериного стиля в Приуралье, исчезает. Это явно связано с ограничением традиционных культурных и торговых связей Среднего Приуралья и Средней Азии из-за политически нестабильной обстановки, сложившейся в степях Евразии в V–VI вв. Новый подъем в развитии пермского звериного стиля происходит в VII в., когда на территорию Среднего Приуралья  в результате обменно-торговых операций начинается массовое поступление высокохудожественных среднеазиатских предметов и монет из серебра. Происходит возрождение иконографии всадников в культовой пластике средневекового населения Приуралья. В медно-бронзовой пластике Гляденовского костища всадники изображены верхом на конях, реже – на волках.

Интересно, что сюжет вооруженного всадника-охотника, отраженный в находках сасанидского и согдийского серебра в Приуралье, не зафиксирован в иконографии пермского звериного стиля в период его расцвета, что, видимо, было связано с  системой мифологических ценностей у местного таежного населения. Однако  толчком к появлению образа всадника на хтонических существах (Вятское городище, Ухта) могли послужить изделия восточной торевтики с изображением богинь, сидящих на хищных (кошачьих) животных.

К.В. Тревер было отмечено явное сходство изображений крылатого пса на бронзовых украшениях-пронизях, часто встречающихся в погребальных комплексах Среднего Приуралья VII в. (агофоновская стадия ломоватовской и бартымская стадия неволинской культур), с иконографией священной древнеиранской собаки-птицы Сэнмурва. К ярким образам пермского звериного стиля относятся фигурки человеколосей (пермское сулдэ) – изображения людей с головными уборами в виде лосиных масок.

Для пермского звериного стиля характерно изображение хищных птиц с человеческой личиной на груди. Д.Н. Анучин связывал появление этих сложных образов в искусстве раннесредневекового населения таежной зоны Приуралья с «индийским представлением о священной птице Гаруде»

Гаруда изображалась существом с человеческим туловищем и орлиной головой, крыльями, когтями. Любопытно мнение А.С. Сидорова, который выводил этимологию коми-зырянского слова «нагай» (гигантская хищная птица) от индийского слова «нага» – змея, так как древнеиндийская Гаруда являлась пожирателем змей. Самые ранние образы хищных птиц в пермской культовой металлической пластике обнаружены в материалах гляденовских костищ (конец I тыс. до н.э – начало I тыс. н.э.). Эти образы, судя по мифу о происхождении народа коми, могли представлять коршуна – посланца бога Йомаля, который прилетал за кровавыми жертвами животных и детей[4].

Археологические данные (останки человеческих жертв на позднеананьинских и гляденовских святилищах) свидетельствуют о том, что этот миф мог сложиться у древнепермских народов в конце I тыс. до н.э.

Не исключено, что прототипами реалистичного образа хищной птицы в гляденовской культовой пластике могли являться древнеиранские или среднеазиатские образцы, связанные с зороастризмом (Варагны). Например, символ верховного бога Ахура Мазды представал в виде фигуры царя между двух распахнутых крыльев. По мнению В.Г. Луконина, плоское изображение орла (IV в. до н.э.) из скифского кургана Пазырык (Горный Алтай) явно создавалось под сильным воздействием искусства Ахеменидов. С поступлением сасанидских высокохудожественных изделий с зороастрийскими мотивами в Прикамье в культовой пластике вновь возрождается образ хищной птицы. Привлекает внимание выразительный сасанидский сосуд из д. Большое Аниково Чердынского района Пермской области с изображением хищной священной птицы с распростертыми крыльями, несущей на небо богиню, возможно, Ардвисуру Анахиту.

В ломоватовскую эпоху (VIII–IX вв.) этот сюжет со значительной стилистической переработкой был передан в ряде выразительных образцов пермского звериного стиля (бляха из поселка курган Чердынского района Пермской области). Явно восточные традиции сказались на формировании в пермском зверином стиле образов хищных птиц, терзающих добычу (Ваш-Пальник, Антоновцы, Плес).

С прекращением поступления сасанидского и согдийского серебра в Среднее Приуралье к концу VIII в. сюжетные линии пермского звериного стиля больше не измняются. После принятия ислама в Волжской Булгарии в первой четверти Х в. Пермский звериный стиль резко деградирует, так как, несмотря на долгое сакральное хранение на отдельных святилищах и в кладах выдающихся образцов художественной сасанидской и согдийской торевтики (вплоть до XII в.), в металлической пластике средневекового населения наблюдается ремесленное упрощение.

заключение

Искусство этого времени имело свои закономерности и особенности в развитии, обусловленные целым рядом факторов, в том числе социальными, географическими, хозяйственными, а также культурно-бытовыми условиями, определившими своеобразие сюжетного репертуара, соотношение мотивов и их стилистическое решение. Исследование процессов, происходивших внутри объекта, закономерностей и особенностей его развития, его своеобразие, общее и особенное, специфическое, постоянное и изменяющееся в искусстве Среднего Поволжья и Прикамья.

Таким образом, на основе полного анализа материалов искусства раннего Средневековья, специальной литературы, данных мифологии и фольклора можно сделать вывод о том, что искусство населения Среднего Поволжья и Прикамья эпохи раннего Средневековья представляло собой сложное художественное явление, имевшее свои закономерности и особенности в развитии, обусловленные целым рядом факторов, в том числе социальными, географическими, хозяйственными, а также культурно - бытовыми условиями, определившими своеобразие сюжетного репертуара, соотношение мотивов и их стилистическое решение. В композициях, сюжетах и мотивах искусства этой эпохи отразились художественные образы, связанные с представлениями о развитии самой жизни в различных ее проявлениях, картиной мира и верованиями.

Материалы искусства позволяют полнее раскрыть эстетические вкусы и идеалы населения Прикамья эпохи раннего Средневековья.

Искусство, как неотъемлемая часть общей культуры эпохи, дает возможность раскрыть многие стороны мировоззрения и идеологии обществ региона.

список литературы

1.           Иванов 1985 Иванов В.А. О времени функционирования могильников эпохи раннего железа в Приуралье // Древности Среднего Поволжья, Куйбышев, 1985.

2.           Козлова 1964 Козлова К.И. Этнография народов Поволжья. М.: Изд-во МГУ, 1964.

3.           Косарев М.Ф. Западная Сибирь в древности. М.: Наука, 1984

4.           Маршак Б.И. Серебро за меха // Византийская идея. Византия в эпоху Комнинов и Палеологов. СПб., 2006. С.72-82.

5.           Морозов В.Ю. К вопросу о путях проникновения сасанидских монет и металла в Урало-Поволжский регион // Культуры степей Евразии второй половины I тысячелетия н.э.: Тезисы докладов. Самара, 1995. С.53–56.

6.           Морозов В.Ю. Топография находок Сасанидских драхм в Урало-Поволжском регионе // Краеведческие записки. Вып.XII. Самара, 2005. С.81–98.

7.           Вощинина А.И. О связях Приуралья с Востоком в VI–VII вв. н.э. // СА. 1953. Вып.XVII. С.183–196.

8.           Мухамадиев А.Г. Древние монеты Поволжья. Казань, 1990

9.           Мингалев В.В. Монетный комплекс памятников раннего средневековья Прикамья и Вычегодского края // Путями средневековых торговцев. Пермь, 2004. С.39–46.

10.      Засецкая И.П., Казанский М.М., Ахмедов И.Р., Минасян Р.С. Морской Чулек / Государственный Эрмитаж. СПб., 2007.

11.      Засецкая И.П. Михаэльсфельд – эталонный памятник раннего средневековья (к вопросу о датировке и этнокультурной принадлежности) // Археологический сборник. Вып.38: Материалы и исследования по археологии Евразии / Государственный Эрмитаж. СПб., 2010. 213 с.

12.      Залесская В.Н. Памятники византийского прикладного искусства IV-VII вв. Каталог коллекции. СПб.: Изд-во Государственного Эрмитажа, 2006

Приложение

Рис. 1. Плетеные цепи из Приуралья. 1 – Бартымский клад 1950 г.; 2 – Шестаковский клад; 3 – Агафоновский могильник, погр.13; 4 – Поломский I могильник; 5 – могильник Такталачук, погр.115. 1-3, 5 – серебро; 4 – бронза

Рис. 3. Плетеные цепи из Приура

лья. 1 – Ташкинский клад; 2 – Георгиевский клад; 3 – Подчеремский клад; 4 – Новиковский могильник. 1-3 – серебро; 4 – золото

---